Грустное лицо комедии

Та особенность, что главным действующим лицом наших фильмов и пьес стал человек светлый и душевный, наложила определённый отпечаток и на интонацию комедий. Мы с Брагинским стараемся вложить в сердце зрителя нежность к персонажам, вызвать одновременно улыбку и трогательное сопереживание. Если зритель смеётся, а в глазах его слёзы — это то, к чему мы стремимся.

События ряда моих произведений протекают в канун Нового года: и в «Карнавальной ночи», и в «Зигзаге удачи», и в «Иронии судьбы». Ведь новогодняя ночь всегда полна таинственности, ожидания счастья, и кажется, именно в эту ночь могут произойти самые фантастические происшествия, перемены и удивительные превращения.

Мотив преображения людей, тема преодоления героями своих слабостей и раскрытия новых качеств, о которых они зачастую сами не догадывались, как мне кажется, свойственны нашей с Брагинским драматургии.

Неожиданная смена обстоятельств, внезапный сюжетный поворот, иногда граничащий с невероятностью, помогают раскрыться в людях тому, что было спрятано в далёких тайниках души. Так, тихий страховой агент Деточкин превращается ночью в отважного грабителя и взломщика гаражей. Незаметный, застенчивый следователь Мячиков — герой «Стариков-разбойников» — открывается как человек отчаянный, способный из благородных побуждений на «преступление века»: кражу шедевра Рембрандта из музея. Нерешительный, робкий холостяк Женя Лукашин, полюбив по-настоящему, оказывается целеустремлённым и настойчивым, в нём появляется сила и мужское достоинство. А некрасивая, сухая, чёрствая начальница Калугина из «Сослуживцев» под влиянием любви становится доброй, нежной, очаровательной женщиной.

Мне приходилось слышать, что в наших фильмах и пьесах есть некий рождественский элемент. Я не хочу с этим спорить. Я считаю, что ободрить человека — дело хорошее, а ещё лучше помочь ему. Искусство должно помогать, и в особенности человеку маленькому, слабому, незащищённому. Ведь сильный герой сам справится с трудностями, сам о себе позаботится, ему наша помощь и не нужна…

В наше время во всех областях необходимо безупречное владение своей профессией, ремеслом в самом высоком смысле этого слова. Так же и в кино. Истинный профессионализм никогда не подменит собой творческих исканий, не помешает новаторским экспериментам. Новаторство-то как раз губят любительщина, дилетантизм. Знание своей специальности ещё никогда не препятствовало вдохновению.

Но бывает и так — опыт заменяет фантазию, вытесняет мысли, заслоняет творчество. Профессионализм без вдохновения — ремесленничество. На этот раз в плохом смысле этого слова. На Западе немало фильмов «сколочено» ремесленниками, тогда как наша режиссура скорее страдает от недостатка профессиональных навыков. Иногда художник полон благих, прекрасных намерений, но не хватает знания ремесла, чтобы претворить их в жизнь. Вот и выходит, что владение ремеслом, профессией, специальностью — вторая половина каждой творческой личности…

В комедии я приверженец сюжетной драматургии, в которой присутствуют событийная интрига, действие, фабула, характеры. Это в равной степени относится и к кинематографу и к театру. Мне кажется глупым отрицать в драматическом произведении сюжет, как это было модно пятнадцать лет назад. Человечество за века выработало определённые средства воздействия на зрителя и читателя. Сбрасывать их со счетов, не заменяя ничем другим, бессмысленно. Я подозреваю, что дедраматизацию изобрели те писатели, которые не в состоянии придумать сюжет. Недаром бессюжетное кино, родившееся на наших глазах и несколько лет господствовавшее на экране, уже умирает, почти не оставив после себя сколько-нибудь значительных произведений.

Это не значит, что я отрицаю новаторство и являюсь врагом «разрушительных» теорий, вступающих в борьбу с окостеневшей традицией, со штампом, с отжившими приёмами. Однако всякая разрушительная теория временна. Польза её в том, что мы возвращаемся к традиции уже в новом качестве. Когда же разрушительные теории становятся главенствующими, в искусстве воцаряется скука. Я уверен, что произведение обязано быть интересным, занимательным и серьёзным, новаторским одновременно. Здесь нет никакого внутреннего противоречия.

В кино это особенно важно. У кинематографиста нет спасительных, утешающих иллюзий, что его творение когда-то, пусть не скоро, будет признано, как это произошло, например, с Ван-Гогом, чьи полотна завоевали славу после смерти художника.