Грустный гусар из Немецкого легиона

Но очень даже правильно решил он, гусар, что не надо и говорить о том же часе на другой день…

Теперь, когда я далеко уже не тот мальчишка, которому мисс Гроув рассказала эту историю, я догадываюсь, почему она, англичанка, хорошо понимала немца… Всегда они, молодые люди, к какой бы национальности ни принадлежали, поймут друг друга, если друг другу понравятся.

Наверное, так было и с ними… Наверное, когда в его, немца, распоряжении не оказывалось тех слов, которыми он хотел ей, англичанке, поведать о своем чувстве, глаза его приходили на помощь языку, а глазам… Но то, конечно же, произошло далеко не сразу — наконец, глазам помогли однажды его усы…

Да, да, это ее, Филлис, знакомство, начавшееся так неосмотрительно, даже можно сказать, опрометчиво, крепло с каждым новым свиданием. А уж когда она узнала историю жизни этого «блестящего гусара»!..

Он, Маттеус Тина, как она и подумала, родился не в деревне, нет, его родной город, Саарбрюккен, на самой дальней отсюда стороне Германии. В британскую армию он был завербован в этом немецком городе.

…И даже тогда она, мисс Гроув, приостановив свое повествование, вдруг сказала мне с убежденностью церковного проповедника: «Вот… Прожила с тех пор столько лет — и утверждаю, что такого благовоспитанного, как Маттеус Тина, трудно встретить среди солдат чисто английских полков. Своими манерами и своей образованностью он походил на нашего отечественного офицера, недаром английское командование Немецкого легиона произвело его в капралы».

А когда мисс Гроув в своем рассказе (не всегда, правда, стройном и последовательном) возвратилась к такой особенности Маттеуса, как его тоска по матери, она воскликнула:

— Но… Как раз это оказалось главным! Ведь не только по матери он тосковал, Маттеус… Нет, он мечтал о своей Германии!

Больше того. Оказалось (и здесь надо сказать, что мисс Гроув, быть может, была единственной из всех англичанок, кому тогда открылась вся правда об истинных чувствах тех немцев, которые служили в британской армии) — да, оказалось, что мучениками этой тоски по родине были они почти все!

В самом деле. Если король Англии Георг III интерес к родине своего деда уже вполне удовлетворял лицезрением в армии Великобритании Немецкого легиона, то большинство солдат Легиона не питали никакого интереса ни к этому королю, ни к его королевству и желали лишь одного — поскорее отслужить здесь свой срок, уехать — и никогда больше сюда не возвращаться. Да, плотью они были тут, в Англии, а сердцами — в своем дорогом фатерланде… О котором сам Маттеус, несмотря на примерное исполнение своего солдатского долга, мог говорить не иначе как со слезами на глазах.

И что же?.. Известно: если мужчина женщине симпатичен, то есть если при этом действительно он выглядит мужчиной, а не слабаком и слюнтяем, то какое-то его горе приближает к нему женщину сильнее, чем какие-либо его успехи.

Но, вместе с тем, здесь как раз время отметить две противоречащие друг другу особенности мышления Филлис… А именно. Познакомившись с Маттеусом, она уже не так переживала странность поведения Хамфри Гоулда, своего жениха. И в то же время, хотя и была она растрогана историей немца-гусара, этого симпатичного ей молодого человека, помнила, что она — невеста. Нет, еще долго не допускала она переступать границы простой с ним, Маттеусом, дружбы.

III.

Вдруг дошли слухи (через все того же друга отца в Бате) о некоторых высказываниях ее жениха в кругу общих знакомых… О том, что он, Хамфри Гоулд, считает свое сватовство к мисс Филлис Гроув выясненным лишь наполовину и что ввиду его вынужденно долгого пребывания возле больного отца он не совсем уверен во времени, которое может оказаться слишком долгим для того, чтобы это полусватовство (так будто бы он выразился) привело к бракосочетанию.

Сначала это сообщение ввергло мистера Гроува в замешательство! Он даже посоветовался с дочерью, стоит ли написать жениху, потребовать объяснения… Но потом опомнился, что называется, взял себя в руки. И заявил, что слухи о столь неджентльменских высказываниях ее жениха, мистера Гоулда, — одни выдумки и что он раскаивается в том, что показал ей это письмо из Бата.

И еще — что он сам, Гроув, хотя и не был им представлен, знал Гоулдов с детства. Ведь не только их соседи-помещики, джентри, но и все в округе в течение нескольких поколений уверились, что если традицию этого семейства при выборе невесты или жениха выразить пословицей, то вот она: «Не люби сильно, да люби долго». И что она должна усвоить эту традицию Гоулдов, так как войдет в их семью. В семью джентри! То есть — запастись терпением. И не верить досужим вымыслам. А главное, быть верной своему слову.

Что же… Он, мистер Гроув, в этом отношении (что касалось чувства долга и верности своему слову) был джентльменом. И, как мы еще увидим впоследствии, в этом же духе воспитал свою дочь.