Груз небесный

– Третья… я долго буду ждать или вас потренировать надо?

Накачка капитана возымела действие. Уже через несколько минут в дежурку влетел рядовой с повязкой дневального на рукаве.

– Пристроишь в роте, – сказал ему капитан, – доложишь командиру. Документы до утра побудут у меня.

– Понял, – не по-военному заявил дневальный и, обращаясь к Веригину, сказал: – Пойдем.

– Погоди, – вдруг произнес капитан, как будто что-то вспомнив, – дай свой мешок.

Веригин поставил мешок на стол и хотел развязать его, но дежурный остановил его жестом. Затем он потряс мешок, прощупал его, «на предмет наличия бутылок» и отпустил Диму с миром.

– А если водка в грелке? – сказал дневальный, когда они вышли из дежурки. – А?

– Тогда ее не нащупаешь, – подыграл дневальному Веригин.

– Правильно, ты откуда?

– Из Новосибирска.

– Есть у нас твои земляки, – сказал дневальный.

Они зашли в расположение роты, где сопело и похрапывало добрых сто носов, дневальный ткнул пальцем в свободную койку, сказал:

– Поспишь пока без простыни, – и ушел туда, где горела сигнальная лампочка, стояла тумбочка, на которой сидел второй дневальный и клевал носом.

* * *

Вообще-то, комвзвода-два – неплохой парень, но, как говорит Шнурков, в роте должности хорошего парня нет, a есть должность командира взвода, а комвзвода он плохой, хуже некуда.

Срочную службу Гребешков служил в нашей части и, говорят, был примерным военным строителем: работал хорошо, не хулиганил, не ходил в самоволки, не пил водку. Мой друг и коллега замполит второй роты Горбиков назвал бы его со своей ученой колокольни хорошим функционером. И надо же было кому-то из командиров уговорить этого функционера пойти в школу прапорщиков. Впрочем, картина здесь ясная: в часть пришла разнарядка – «подобрать из числа дисциплинированных» – и его подобрали. Благо, тем, кто попадал в школу со срочной, давали возможность не дослуживать три месяца. На них, видимо, и клюнул будущий комвзвода-два, плохо представляя себе будущую свою жизнь. Из школы он прибыл с отличной характеристикой примерного курсанта, но… учеба в нашей жизни одно, а реальная армия и жизнь – другое. У Гребешкова нет внутреннего мужского стержня, он мягок, как каракатица, а мягкий командир в армии – абсурд. К тому же он побаивается подчиненных, а те это чувствуют и, если бы не положение командира, давно бы свернули ему шею. Изолированные мужские коллективы не любят слабых, говорит тот же Горбиков.

В общем, ждет Гребешкова до конца контракта незавидная, а может быть, завидная судьба человека, занимающего чье-то место, получающего чью-то зарплату и ничегошеньки не делающего. И уволить его не уволят – нет основания: он не расхититель, не пьяница, не дебошир, а за то, что он ничего не делает, не увольняют. Да и как бы выглядели показатели стройуправления, если бы оно представляло к увольнению командиров еще и за то, что они ничего не делают и не могут делать.

Опять показатели, все в них упирается. Не ради дела живем – ради показателей: ради них служим, на них равняемся, по ним судим, оцениваем. И стоит эта система оценок прочно, как старая кирпичная кладка на яичном белке, стоит и не собирается уступать какому-то делу ни сантиметра.

Мы вышли из первого подъезда и направились к ободранной и еще не крашенной двери второго. Поднимаясь по лестнице, я вдруг пожалел, что Гребешков вернулся: еще за ним придется присматривать, чтобы его, как Козлова, кто-нибудь не обидел. Но во втором подъезде на Гребешкова обращали внимания меньше, не пытались дразнить, и я подумал, что дела не так уж плохи и ему можно будет найти применение – в Моховое сходить за посылками, например, Силина разгрузить.

«И то польза», – успокаивал я себя, и хвостом тащившийся за мной Гребешков перестал меня раздражать.

* * *

На следующий день на вечерней поверке рядовой Литвяков сказал «я» голосом Кошкина.

– Где Литвяков? – спросил я у бригадира.

– Кто его знает, – ответил тот, – его уже с обеда нет. Но, я думаю, появится… к утру…

К утру Литвяков не появился, и я доложил в часть о случившемся. Там это никого не удивило: каждый отряд ежедневно докладывал в УНР о десятках «оставленцев». «Ищите», – только мне и сказали.

В строительных частях Сибво много лет живет легенда о том, как войска и милиция где-то под Красноярском искали вооруженного преступника: район блокировали, поиск начали, но пока до бандита добрались, в лесных избушках не одного военного строителя задержали. Жили они в лесу не тужили, а об их отсутствии в частях никто не знал, потому что друзья вовремя «я» на поверках говорили и порцию в столовой съедали, чтобы на глаза командирам не попадалась.

Может быть, и Литвяков пристроился где-нибудь в избушке? Нет, сомнительно: на улице холод собачий, да и характер у него не тот, чтобы по избушкам прятаться. Он либо домой на Алтай рванул, либо, что более вероятно, нашел женщину. Итак, «шерше ля фам», а искать надо или в Выселках, или в Н-ске, или в Моховом.