Он чувствовал, что не может без родины, чувствовал, что он обязан вернуться.
В декабре 1908 года Вано вернулся в Петербург и начал работать в итальянской опере у Гвиди. Как будто все в порядке. Он у себя, среди своих близких и друзей, казалось бы, все хорошо. Но он страшно нервничал, не спал ночей, волновался, а день выступления все ближе и ближе. Каждую минуту он проверял свой голос.
А голос не звучит… не звучит — и все…
Он из Москвы вызывает телеграммой своего друга, виолончелиста и педагога Илико Абашидзе. Тот приехал прямо на спектакль. Вано говорит ему, что он погиб, проваливается дебют, гибнет все. Хочет исчезнуть, бежать отсюда… Голоса нет!
Ни советы, ни успокоения — ничего на него не действовало.
Вдруг радостно вскрикнул Илико:
— Да, Вано, сейчас только вспомнил… Однажды вместе с Собиновым выступал я в концерте. Очень волновался, и, чтобы успокоить меня, Собинов дал мне свое лекарство. Как только выпил его, сразу все как рукой сняло. Я стал железным!
— Что же ты молчал! Иди скорее, на второе действие подоспеешь. Скорей! Прошу тебя! Раз это лекарство Собинова, значит отличное, иначе не может быть.
Илико побежал в аптеку и в антракте принес лекарство. Вано еще больше нервничал: публика встретила выступление певца довольно сдержанно.
— Умолил провизора, быстро сделал. Пей!
Вано выпил. Начал пробовать голос. Илико добавил еще.
— Илико, представь себе, голос появляется, звучит!.. Илико, скажи мне, что это за лекарство?
— Об этом не проси! Я дал слово Собинову держать в секрете рецепт и никому об этом не говорить.
Со второго акта голос Вано зазвучал со всей присущей ему красотой. Публика неистовствовала. Итальянские певцы восторженно приветствовали его и на каждое открытие занавеса аплодировали, показывая публике, что не они, а он, Сараджишвили, является виновником успеха.
Долго потом умолял Вано своего товарища И. Абашидзе открыть ему тайну рецепта Собинова, но Илико категорически отказался. — он дал клятву Собинову и не может, мол, нарушить ее.
На самом же деле никакого «рецепта Собинова» не существовало. Илико все это сочинил на ходу: купил в аптеке бутылку нарзана, смешал с полбутылкой молока и принес Вано. Вот и весь рецепт. После, когда Абашидзе рассказывал об этом Собинову, тот долго смеялся. Через несколько лет Собинов открыл свой «секрет» Вано, и они немало смеялись.
Несмотря на успешное выступление, Вано решил вернуться в Тифлис.
По приезде из Петербурга Вано женился на Нине Платоновне Кикодзе. Свадьба состоялась 26 апреля 1910 года. Они стояли перед алтарем. Пока священник суетился в ризнице, Вано воспользовался случаем и запел песню любви:
Это была ария Ромео из оперы «Ромео и Джульетта». Волшебные звуки раздались в храме, и все с удивлением и восторгом слушали голос Вано. А потом хор братьев и сестер Сараджишвили исполнил свадебную песнь.
В 1912–1913 годах Вано гастролировал в Москве, выступал в «Вертере», «Риголетто», «Кармек», «Травиате», «Евгении Онегине» и других операх. Москвичи его называли: «Наш Сараджев». Еще: Собинова сравнивали с Аполлоном, а Вано — с Дионисом.
Партия Надира из оперы «Искатели жемчуга» была одним из замечательных достижений Вано Сараджишвили. Она была его коронной партией. Много работал Вано со знаменитыми итальянскими мастерами для безукоризненного исполнения этой партии.
«Вано Сараджишвили в партии Надира не имеет себе равного, он уникален», — говорил Собинов.
«Искатели жемчуга» с участием Сараджишвили стали очень популярными. На каждом концерте просили об исполнении арий из этой оперы; даже на благотворительные вечера его просили приходить в костюме Надира.
Композитор Захарий Палиашвили писал оперу «Абесалом и Этери». Писал долгое время. В эти годы у него умер любимый сын. Два года после этого он вовсе не работал. Но вот однажды, вернувшись с кладбища, он присел к инструменту и всю свою тоску, всю боль сердца о потерянном сыне излил в музыке. Так родился на свет «Плач Абесалома».
Вано был другом Захария Палиашвили и принимал самое деятельное участие в создании оперы. Композитор во всем советовался с ним.
Вот что писал об этом народный певец Сандро Инашвили:
«Воспоминание о Вано для меня самое приятное.
Я им горжусь как певец и как грузин. И в то же время вспоминаю его с болью… Он был не только моим душевным другом, но и самым большим моим вдохновителем. Я находился в плену его голоса… Помимо того, что Вано очаровывал всех своим пением, он был еще обаятельным человеком: подвижной, бесхитростный, чистосердечный, прямой, добрый и преданный друг. Он горел во время пения. Он не мог представить своего существования без театра, без сцены.
Над «Абесаломом и Этери» мы начали работать вместе. Если что-нибудь не нравилось Вано в опере, он немедленно заявлял об этом:.
— Закро, не изменяй грузинскому мотиву! Пиши так, чтобы грузину вошло прямо в сердце…
Захарий сердился, но Вано не давал ему покоя.
— Грузинскую народную песню, грузинский напев я понимаю не меньше тебя. А ну-ка, спроси какую хочешь песню!