Грузия – это праздник

Мы встретились с турками в Батуми, договорились, что они приедут в Тбилиси, и мы заключим с ними договор. Умер отец Малхаса. Тело оставалось дома шесть дней. Его бальзамировали и оно оставалось шесть дней. Вечером мы приходили к Малхасу, чтобы он не оставался один. Сидели на балконе и пили вино. В горах тело держали еще дольше, чтобы все из селенья и гости, кто знал его, могли прийти и проститься. Это удивляло меня, потому что я знал, как бы ты ни относился к умершему, через несколько дней это было тело и ты смотрел на него как на тело, а человека, ты знал, что уже нет. Тогда я еще не думал о его душе, которая прощалась с душами каждого, кто оставался жить, и слова прощания и их пожелания могли помочь его душе подняться наверх.

В это же время у Ванечки родилась дочь. Ванечка, так звали его по паспорту, был актером. Большим рыжим актером, который был женат на актрисе, но в сорок лет он с ней развелся и взял тихую скромную жену, которая принесла ему покой и дочь. Он стал актером, потому что жил в старом городе рядом с домом, где под лестницей жил и умер великий художник Пиросмани, который рисовал за вино и стол, которыми угощали его хозяева дуканов. Поэтому Ванечка был очень рад, и несмотря на то, что сорок дней отца Малхаса не прошли, мы купили подарки и пошли поздравлять Ванечку.

Ванечку мы встретили через четыре месяца в Батуми, он сидел в кафе с женщиной. Она курила. У нее было лицо женщины, которая любила жизнь, понимая что уже приходит закат, и было видно, она любила отдаваться этому полностью.

Когда мы подошли, она посмотрела на меня оценивающе и что-то сказала на армянском, она сказала это, как шлюха, у которой были и армяне. Когда она встала, посмотрела на небо и сказала: «Жарко, я пойду лучше посплю», – я с вопросом посмотрел на Ванечку. Он сказал мне:

– Это моя бывшая жена. Мне нравится с ней спать. Она была шлюхой, теперь она моя шлюха, и я избавился от рогов.

Мы пытались продать лес, но это не принесло нам прибыли, и мы опять сели на овощи и вино. Водители, которым были мы должны, уже не трогали нас. С другой стороны, они два года, работая с нами, имели деньги, и неплохие деньги. Мы чувствовали себя виноватыми, но не настолько, чтобы не требовать от них тех обещаний, которые они нам давали, когда у них была работа у нас. Это большое село рядом с Тбилиси, которое обеспечивало перевозки топлива. Все село занималось поставками топлива. Миша положил в машину аккордеон и мы поехали туда, потому что Миша вспомнил, что водитель Лаша год назад обещал ему козленка, и мы поехали в деревню.

Перед въездом в деревню тек небольшой ручей, рядом большое дерево, которое давало тень, под ним на куске бревна обыкновенно сидело пять или шесть человек – это место называлось биржей. Здесь нас все знали. Мишу знали лучше.

– А, Миша, здравствуй. Появилась работа?

Миша помотал головой.

– Ты привез деньги?

Миша опять помотал головой.

– Тогда зачем ты приехал? – спросили они.

Миша ответил:

– Лаша должен мне козленка.

– Да? – удивились они, – ну тогда пойдем к нему, – трое из четверых поднялись. Один остался дежурить и медленно, под палящим солнцем они пошли рядом с машиной. Народ выглядывал из за заборов и присоединялся к нам, услышав причину нашего приезда. Когда мы подъехали к дому Лаши, нас было уже человек сорок.

– Лаша! – закричал один из них, – К тебе Миша приехал.

Лаша копался в машине и не хотел спускаться.

– Какой Миша? – крикнул он.

– Из Тбилиси.

Лаша снова кричит:

– А, его еще не убили?

– Нет.

– Тогда зачем он приехал?

– Ты обещал ему козленка.

– Да?! – удивился Лаша, – ну, что ж, тогда заходите.

Дети начинали расставлять столы. Женщины клали мясо в казан, под которым уже горел огонь, и потому что у нас не было работы и мы не хотели говорить о работе, пока кипело мясо, Лаша наливал вино, а его дети раздавали стаканы и мы пели, как в старые времена, когда была работа и семья была накормлена, и ты хотел петь о дружбе, о любви и о героях. Мы пили вино с сыром и зеленью, и сорок человек пели, и больше никогда я не слышал такого хора.

Это был третий год, когда я жил в Тбилиси, и, хотя редко что-то получалось, я держался, потому что боялся уехать и потерять… Сейчас я думаю, что праздники. Я приехал и остановился в гостинице. Это была маленькая гостиница. Это был коттедж, который принадлежал одному актеру. Он был заслуженным артистом СССР и у него был большой дом, который он переделал в гостиницу.

В зале стояла мебель из карельской березы, и зеркала, и большой стол на двенадцать человек. Это была старая мебель и береза была, как мрамор, немного ниже, у витрины на всю стену внутри зала, стояли цветы, а между цветами белый рояль, который стоял на зеленом мраморе пола. Я приехал сюда с женщиной. Вечером накрывался стол на двоих, перед нами ставили свечи, мы смотрели друг на друга, сидя далеко на разных краях стола. И пианистка играла Шопена.

Потом мы с ней ходили по аллеям набережной, где стояли художники и продавали картины, которые были о Грузии и грузинах, и о солнце, которое было их, и нигде больше не могли нарисовать такого солнца.

Эпилог