Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет

Вслед за армией поведением царя возмутилась церковь. Пока Гиорги отдыхал и охотился в Кахетии в деревне Велисцихе, он приметил молодую красавицу недворянского происхождения: Гиорги ее соблазнил и, несмотря на то что она была уже замужем, поселил у себя. В 1215 году она родила ему сына (будущего Давита VII Улу); ребенка Гиорги отдал на воспитание сестре Русудан. Католикос вместе с епископами и с министрами пришли к Гиорги с увещеванием: женщина была замужняя и незнатная. В IX веке игумен Григол заставил Ашота Великого отдать свою наложницу в монастырь; теперь Гиорги Лашу заставляли отдать свою возлюбленную монахиням, которые бы отвезли ее к мужу. Но Гиорги твердо объявил красавицу из Велисцихе своей женой и отказывался от всех браков, предложенных его дарбази. Он допустил самую серьезную для царя ошибку: не обеспечил государство законным престолонаследником мужского пола. С тех пор Гиорги продолжал сердить придворных и возмущать летописцев тем, что пренебрегал мудрыми советниками матери, а общался «только с ровесниками».

Гиорги искал утешения на бранном поле. Как в Гяндже, так и во всем Азербайджане, Грузия одерживала верх с большим трудом. За последнее десятилетие на востоке от Каспийского моря образовалось новое агрессивное государство — Хорезм. Хорезмские цари задались целью завоевать и объединить Иран, и достижению этой цели мешали не только азербайджанский атабаг Узбек, но и Грузия. В 1215 году хорезмшах Мухаммад II вторгся в Азербайджан и превратил Узбека и Гянджу в своих вассалов. Гиорги IV в ответ вступил в Южный Азербайджан, так что Узбеку пришлось пожаловаться хоремзшаху, который предупредил Гиорги, что весь Азербайджан уже подчиняется Хорезму. В Гяндже с каждого минарета громко восхваляли хорезмшаха и на всех монетах чеканили его изображение. Хорезм смог собрать армию в 50000 человек: если бы в 1218 году в Хорезм не вторглись монголы Чингисхана, все Закавказье было бы завоевано.

В те годы в странах, подчиненных Грузии, бушевала страшная инфляция. Есть в развалинах церкви в Ани каменная глыба: высеченные на ней девятнадцать строк описывают, как глава грузинской церкви католикос Эпипанэ освятил церковь и примирил враждебных мирян-диофизитов с духовенством. Конфликт возник оттого, что цены на крещение, брак и похороны стали втрое дороже (100 тбилисских драхм), и к тому же священники требовали для себя банкет или целую воловью шкуру. Уступать духовенство не хотело, и миряне перестали ходить в церковь. Эпипанэ приказал, чтобы цены понизили на две трети, а остальное — в зависимости от средств прихожан. Судя по всему, инфляция касалась всех товаров и услуг, и неудивительно, что армянские города больше не хотели платить тбилисским властям налоги. В отличие от востока, где агрессивно настроенный Хорезм обессилил грузинскую армию, на юге Гиорги IV еще мог взыскивать с подчиненных и в 1219 году заставил подвластные ему Нахичевань и Карну-Калак (Эрзурум) платить ежегодную дань. Только Хлат на озере Ван воспротивился и сдался после вторичного завоевания.

К 1220 году Гиорги, по-видимому, восстановил положение Грузии как наиболее значительного государства между Анатолией и Ираном. Он стал известен крестоносцам: папа Гонорий III, который надеялся затеять Пятый крестовый поход, несмотря на промедление императора Священной Римской империи Фридриха II, направил через прелата Пелагия в Дамиетте письмо к Гиорги и просил его помочь латинцам освободить Иерусалим от мусульман. Гиорги Лаша уже собирался уехать в Палестину, как вдруг Грузия очутилась совершенно в непредвиденной опасности.

Анонимный летописец вспоминает:

«В стране Солнечной на Востоке, которую именуют Чинмачин, явились некие люди из местности дивной, именуемой Каракорум, чуждые ликом, нравами и внешностью. <…> Они чужды по языку, чужды обличьем, чужды бытом; не знали вкуса хлебного, но мясом и молоком бессловесных питались. Однако были телом совершенны, плотью дородны и мощны ногами, прекрасны и белолицы, с глазами узкими и карими, удлиненными и яркими; большеглавые, с волосами темными и частыми, плосколобые, с носами настолько низкими, что щеки возвышались над носами и видны были лишь маленькие ноздри; губы малые, зубы ровные и белые; совершенно безбородые. <…> Вместе с тем обрели они мужество и были лучниками избранными, безупречно стреляющими из своих тугих луков тяжелыми стрелами, удара которых не выдерживали никакие доспехи. Особенно ловки они были на лошадях, ибо на лошадях они вырастали, не знали доспехов, кроме лука и стрел.

Так были дивны эти люди, что, глядя на них, можно было признать их безумными. Но всякая мудрость обреталась среди них, и обладали они разумом полным, малоречивые, и слова лживого не было промеж них нигде. Не было у них подобострастия пред лицом человека: ни пред великим, ни пред малым даже на совете, ибо владели добрым порядком, сотворенным Чингискаеном»[95].