Грузинские народные предания и легенды

Стихи в преданиях являются органической частью повествования. Предания мифологические (о духах — покровителях зверей, скал, леса) существуют в Грузии параллельно, как в песенной, так и в прозаической форме. Предания о прекрасной владычице зверей Дали поются, и это наиболее архаическая их форма, так как исполнение этих песен связано с определенным ритуалом весенних празднеств. Плач об охотнике Беткене, избранном владычицей зверей, нарушившем табу и низринутым ею со скалы, исполняется в священном весеннем хороводе. Характерно, что в Сванети, где песни цикла Дали полностью сохранили свою функцию, мы не встречаем в преданиях стихов. Это, скорее, прозаический пересказ песни, исполняющейся в хороводе, комментарий к ней. Другое дело в Раче, соседнем со Сванети горном районе Западной Грузии, где песни эти частично утратили ритуальный характер. Здесь прозаическое предание перемежается стихами. Это всегда одни и те же строки, вариации одних и тех же стихотворных пассажей, в основном диалогов. Но те же стихи можно встретить и в песенном исполнении.

В героических и исторических преданиях мы также часто встречаемся со стихами. Как справедливо указывает К. А. Сихарулидзе, мы имеем здесь дело с двумя видами использования стихов: 1) стихи являются независимым эпизодом или моментом, вкрапленным в сюжет; 2) стихи повторяют рассказанное в прозе. По мнению К. А. Сихарулидзе[15], для преданий, не знающих повторов, характерна первая форма использования стихов. Примером ее она считает предания цикла Вахтанга Горгасала, Тамар, Эрекле II. Примером второй — предания цикла Зураба-эристави. К ним же надо причислить предания "Царь Эрекле и горцы", "Бой драконов", "Живая кольчуга", "Гибель Арешидзе" и др. В данном случае все эти предания являются как бы развернутым комментарием к стихам, где в сугубо лаконичной форме в ряде ставших уже условными символами образов дано основное содержание предания. В таком случае стихи даются в заключение как концовка. Может быть, здесь они играют именно ту роль концовки, расслабляющей напряженность действия, как бы придающей ему эпическую отдаленность, о которой говорит А. Олрик[16].

Интересно, что, переходя от прозаического повествования к стихам, сказитель часто чувствует сложность перехода и как бы объясняет "то аудитории: "Сказал им тогда Эрекле стихами", "В песне того времени сказано...", "Тогда и сказано...". Таким образом сказитель как бы подчеркивает давность и значительность песни, к которой он апеллирует, на которую ссылается, как на свидетельство подлинности рассказываемого им. Вместе с тем, как правильно подмечает К. А. Сихарулидзе, мы имеем здесь уже своеобразную форму эпического повтора. Таким образом, в отличие от легенды, предания мифологического, героического и исторического характера дают нам смешанную форму повествования. И даже если "сага и эпическая песнь идут рука об руку", как писал А. Веселовский, и возникают параллельно, то их существование в смешанной форме все же свидетельствует о разложении песни и развитии прозы как художественного жанра, о переходе в некоторых случаях от предания к саге, к эпическим сказаниям с их повторами и относительно усложненным сюжетом.

* * *

Богатое и многообразное народно-поэтическое творчество Грузии, многоголосие песен, блестящее народное хореографическое искусство говорят о древности создавшей их национальной культуры, об отшлифованном веками художественном вкусе народа.

Географическое расположение Грузии, торговые пути, многочисленные и многообразные историко-культурные и литературные связи, развитая и богатая национальная литература — все это, так же как и миграции, происходившие внутри страны, представляет большой интерес при изучении интерэтнических фольклорных связей. Однако, помимо национально-исторического, познавательного или художественно-эстетического значения, грузинский фольклор отличается некоторым своеобразием принципиального, методологического характера.

По данным археологии, этнографии, истории народной музыки и языка, культура и искусство кавказских народов характеризуется исключительной устойчивостью древних форм, сохраняемых в живой традиции. "В Грузии, где, с одной стороны, вокальное творчество достигло сложнейших этапов развития, с другой — задержались следы, так сказать, младенчества музыкальной культуры, наметившей, однако, и определившей... черты своего оригинального стиля...", — пишет исследователь основ грузинской народной музыки В. К. Стешенко-Куфтина[17].