Грузинские народные предания и легенды

— Великий боже, неба и земли создатель! Такое несчастье я видел, такую нужду, голод и холод, такие беспомощные младенцы должны были остаться без матери, что я предпочел навлечь твой гнев, — лишь бы не лишать их матери. Некому заботиться о них на этой земле, кроме матери. На кого бы я бросил эти невинные создания? Если мать провинилась в чем, младенцы-то еще ангелам подобны. Не поднялась у меня рука. Ради детей даровал я жизнь матери.

Рассердился господь.

— Негодный, как смел ты не исполнить моего приказа?!

Ты что, лучше меня знаешь мирские дела? Будешь учить меня?

Тебе ли постичь непостижимое провидение?! — гремел разгневанный правитель мира.

Дал господь палку Микел-Габриэлу и повелел:

— Спустись вновь на землю, ударь жезлом по Черному морю. Разверзнется море, и узришь ты черную скалу. Ударь по той скале жезлом — разверзнется и та скала. Доложи мне обо всем, что увидишь там!

Взял Микел-Габриэл палку и спустился на землю. Ударил по морю жезлом, разверзлось море, и увидел он посреди моря скалу. Ударил по скале жезлом, и скала лопнула. Смотрит Микел-Габриэл, хочет увидеть что-нибудь удивительное, да, кроме муравьев, ничего не видит. Одни черные муравьи ползают, хлопочут.

Вернулся к господу Микел-Габриэл.

— Исполнил ты мой приказ или нет? — спросил его бог.

— Исполнил, господи.

— Ну и что ты в той скале видел?

— Ничего, господи. Одни муравьи ползают.

— Этих-то муравьев ты и должен был видеть, негодный, — вещал господь. — Коли я, небесный отец, на дне моря, в глубине черной скалы, забочусь о черных муравьях и даю им пищу, неужели не позаботился бы я о тех детях?! Пойди и сейчас же принеси мне душу этой женщины.

Побрел Микел-Габриэл. Теперь-то убедился он, что худо поступил, не взяв душу у бедной матери. Пришел в лачугу и видит: матери полегчало, сидит она в постели, оба младенца у нее на коленях воркуют, нежатся материнской лаской. Стоял душитель, глядел на это все, глядел да повернулся и пошел. Пошел да и пошел. Ждал правитель всей земли Микел-Габриэла и устал ждать. Не видать было Микел-Габриэла. Послал он святого Элию:

— Иди найди, куда ушел Микел-Габриэл.

Спустился на землю Элия, искал, искал его и нашел-таки.

— Где ты? Господь ведь сколько времени тебя ждет!

— Нет, не могу я смотреть на божью несправедливость, — говорит ему Микел-Габриэл. — Туда я не ходок.

Еле-еле уговорил Элия Микел-Габриэла и отвел его к господу.

— Ну, куда же ты душу дел? Принес? — спросил его господь.

— Нет, создатель неба и земли. Видел я, как ласкала мать своих крошек, как же мог я взять ее душу? И подумать о том я не мог... Та мать ведь и земной, и небесный отец им. Тебе ж не заменить им мать. Далек ты от народа, не тебе заменить им отца.

— Возьмите и вырвите ему сердце! — повелел бог.

Вывели Микел-Габриэла, рассекли ему грудь и вынули сердце и печень. С тех пор не жалеет он никого, одинаково душит бедного и богатого, одинокого и окруженного близкими.

194. Странный сон [707]

Жил один крестьянин. Случилось, что заснул он странным сном: не мертв он был, по и живым не был. Долго был он между жизнью и смертью и наконец пришел в себя.

Спросили его:

— Где ты был и что видел?

"Чего только не видел! — ответил проснувшийся. — Умер я и отправился на тот свет. Подхватили меня ангелы и понесли наверх. Но как поднесли меня к мосту из волоска, загородили мне дорогу черти: "Наш он!" — кричат и развернули запись моих грехов.

Поднялся спор обо мне между чертями и ангелами. Пожелтел я со страху. Гляжу в сторону моста — увы, не глядели бы глаза мои! Над бездной протянута паутина, а снизу клубами вьется пламя и дым. Слышны оттуда грохот, шум и крик, и стоны, проклятия, ругань. Одним словом, то, что называется адом, увидел я своими глазами.

После долгих споров поставили меня на мост из волоска, тонкий как паутинка. Пустили идти по нему. Закачался я, не смог удержаться на ногах, запестрело в глазах, под тяжестью моего тела погнулся мост, и полетел я вниз головой в клубы пара, который жег меня и душил. Наконец шлепнулся я в кипящую смолу, да столько барахтался, так изловчился, что весь обожженный и ободранный выполз на край. Долго сидел я так, обессилевший и плачущий.

Наконец огляделся — и что же я вижу? Сквозь пар чуть виднелась, подобно призраку, человеческая голова. Казалось, будто она оторвана и плавает поверх кипящего смоляного озера. Но самое удивительное было то, что голова эта смеялась. Не удержался я и спросил:

— Что ты за человек, что, Пребывая в подобном несчастье, находишь силы смеяться?

— Не узнаешь меня? — спросила голова и залилась смехом. — Я твой сосед.

Действительно, приглядевшись, я узнал: то был сосед мой, умерший не так давно.

— Чего же ты смеешься? — спросил я. — До смеху ли тебе сейчас?