Грызун

Нейлоновый кэтсьют Милы поскрипывает, потираясь о ремни. От пленницы распространяется знойный жар, запах слипшегося эластика и половых выделений. Как часто бывает во время сессии, Милославе страшно хочется вылизать свои ноги и груди, ощутить во рту горьковато-перечный вкус капрона, вкус женской соли, пота, физического желания и тайны.

– У тебя есть дети? – неожиданно спрашивает Горная. – Вы с Вовкой предохраняетесь?

– Нет, – этого факта Мила никогда не скрывает. – Детей у меня не будет. Бесплодие.

– А у нас двое – Вадим и Глеб, как братья Самойловы в «Агате Кристи», – говорит грузная Кира Владленовна. – Уже взрослые. И три внука. А ещё у Вовки есть куча распущенных баб вроде тебя. Наверное, поэтому в койке я больше ему не нужна.

– Я не шлюха. «Звёздный сад» – клуб по интересам. Я даю твоему Вовке то, чего ты дать не хочешь… А-а-а-а! Не надо!

Подмышкой у Милы вспыхивает боль, перемещается по груди и животу. С любопытством ребёнка Кира катает колючий пластиковый шарик по разведённым бёдрам распятой женщины. Мелкие шипы раздражают Миле разгорячённую кожу, щекочут десятками лапок, словно назойливая муха. От прикосновения шарика потревоженные места чешутся, как от крапивного ожога, но почесаться пленница не может, она способна только выть и колотить по столу правым запястьем в безуспешной попытке ослабить замок наручника.

«Почему застрял карабин? Дурацкая железка! Дурацкое садо-мазо и Грызун – лох, каких мало!»

В глубине души Милослава понимает, что Вовка не виноват, и это понимание её тоже бесит. В наше цифровое время от взлома аккаунта не застрахован никто. Просто Грызуниха оказалась хитрее, чем они предполагали.

Шарик путешествует по икрам и бёдрам Милы Стах, по её подколенным сгибам, бокам и лопаткам. Лезет к шее, затылку, дразнит локти и ладошки сквозь перчатки. Распростёртая женщина в нейлоне вяло вздрагивает, мышцы её брюшного пресса ноют от бесконечных спазмов. Сильно давят кожаные трусики, болят вывернутые локти, в эротичных сапогах скопился липкий кисель из пота.

Если Кира нажмёт на колёсико сильнее, шипы начнут буравить кожные покровы пленницы всерьёз. Любой садомазохистской примочкой можно изуродовать человека так, что родная мать не узнает. Грызуниха делает несколько движений шариком между ног рабыни, поверх кожаных трусиков. Иглы колются не очень больно, но когда тело возбуждено и напряжено, любое прикосновение чувствуется в десятки раз острее, чем в состоянии покоя и расслабленности. Беспомощная пленница хрипит, пытается сдвинуть ноги, но её прикованные лодыжки и связанные ляжки неподвижны как монолит.

– Я понимаю, потаскуха, что ты получаешь свой кайф, – вдруг спокойно говорит Кира Владленовна. – Смешно. Такое чувство, что я выполняю работу гулящего мужа.

Отбросив колючий инструмент, она кладёт руку на пульсирующее бедро Милославы, обтянутое невесомым, очень упругим нейлоном. Пленнице кажется, что низ её живота – это раскалённое солнце. Пальцы Киры Владленовны начинают рисовать лучи к воображаемому солнцу – по дрожащему животу, коленям, бёдрам… бесконечное  множество лучей. Все лучи сходятся в одной точке, но не касаются её.

Мила Стах кусает разбитые губы и жмурится. Напряжённый, невыносимо тугой нейлон на её ляжках издаёт тонкий, неслышный, почти ультразвуковой писк. Наверное, на такой ноте пищат летящие маленькие ночные хищники. Подбираясь к центру «солнышка», пальцы Киры сдавливают её всё сильнее, нажим делается всё глубже, кожа и мышцы невольницы готовы лопнуть вместе с капроном от вновь нарастающего желания и прилива крови.

– Никогда не понимала лесбиянок, – тихо говорит Кира. – И не изменяла Вовке, хотя надо бы… тебе нравится, что я делаю?

– Да… – неожиданно отвечает лежащая Мила. – Я не сплю с женщинами, но очень… Очень нравится.

Растянутая цепями, она постанывает, подаётся навстречу руке Грызунихи, навстречу неожиданной ласке, но не может пошевелиться. Пальцы Киры чертят лучи вокруг вздутого сокровенного, женского, нежного, распирающего мокрый лепесток трусиков. Мила Стах чувствует под собой влажность. Она мечтает, что рука этой женщины с монгольскими скулами полностью замрёт между ног и сдавит её – жадно, требовательно, зло…

– Как классно шелестит твой капрон, – задумчиво говорит Кира Владленовна. – Я не люблю носить колготки. Знаешь, раньше Вовка тоже заставлял меня мучиться связанной, а я не хотела… По три недели не пускала его к себе в койку. В молодости он пробовал подвесить меня в наручниках, но опыт был неудачным. От страха я сопротивлялась и чуть не переломала себе руки.

– БДСМ – сложная наука для избранных, – хрипло говорит Мила. – Всё равно что ходить по лезвию ножа… а-а-ах!

Грызуниха-Кира словно позабыла, что пять минут назад готова была убить любовницу неверного мужа. Она самозабвенно наслаждается шелестом тончайшего итальянского нейлона. Рука Киры Владленовны, ставшая почти нежной, ползёт по её нейлоновой оттопыренной ноге – по колену, затем по бедру.