Губерман Игорь

— Не знал я, сынки, что вы поможете мне так быстро, — горестно сказал он. И объяснил свою печаль: его старуха на два дня уехала куда-то к родственникам в гости. Так поезжай за ней, посоветовали врачи, страна-то маленькая, к вечеру доедешь. Да неудобно это, продолжал кручиниться старик, вот жалко, что так быстро вы мне помогли, хотя спасибо вам, конечно. Брось расстраиваться и пойди к соседке, посоветовал один из врачей. Старик меланхолически и горестно ответил:

— А для соседки мне укол не нужен.

Не буду больше отвлекаться, пора мне рассказать о старике, с которым несколько часов проговорил однажды и не раз его потом вспоминал, когда моя самонадеянность к скоропалительным суждениям меня толкала. Познакомились мы с ним случайно, и не будь тех обстоятельств, я бы его не встретил никогда.

Год я не помню. А точнее — просто лень искать по книгам даты жизни памятного всем артиста — телепата и фокусника, человека-чудо, как его тогда называли, — Вольфа Мессинга. Поскольку это было в день, когда Вольф Мессинг отмечал какой-то свой юбилей. Он выступал в одном московском зале, куда в тот вечер доступа широкой публике не было, и все происходило без афиш. Зал был битком набит людьми, пришедшими по телефонному звонку. А я тогда писал статьи о всяческих непознанных явлениях (и очень этой темой увлекался, был в ней легкий привкус подрывания основ), и хилое общество исследователей таких явлений помогло мне просочиться на этот пир дозволенного, но сомнительного духа.

Выступали разные ученые, приветствуя и восхваляя Мессинга; некий почтенный академик (кажется. Ребиндер) каждого оратора по имени и званию обозначал, а после вдруг очень по-домашнему сказал:

— Сейчас поделится воспоминаниями Пантелеймон Кондратьевич.

Те, кто сидел в зале, знали, по всей видимости, плотного и лысого пожилого мужчину, полного вальяжности и достоинства, но я не знал. И было поздно спрашивать, я с головой немедленно уткнулся в блокнот, чтобы не упустить ни слова. Забавно выяснилось после, что запомнил я все сказанное наизусть, так это было неожиданно и небанально.

— Я познакомился с Вольфом Григорьевичем, — начал старик медлительно и плавно, — летом сорокового года, когда мы освободили Бессарабию и Западную Украину, и я был председателем правительственной комиссии по приему беженцев и разных перемещенных лиц. У нас большая собралась комиссия, у меня даже был заместитель по политической части…

Тут старик пожевал губами (и потом не раз это делал перед тем, как добавить что-нибудь важное) и добавил:

— Большой, надо сказать, был сволочью.

В зале очень многие понимающе засмеялись. А я по своему невежеству никак не мог сообразить, кого же слушаю, и только жадно впитывал каждое слово.

— И приходит как-то мой порученец, — продолжал рассказчик, — и докладывает: так, мол, и так, тут вертится один еврейчик, мысли угадывает.

Снова сочувственный смех аудитории подогрел вы ступ а теля, он начал говорить чуть побыстрей и энергичней.

— А заместитель мой как услыхал, что кто-то мысли угадывает, сразу мне сурово так сказал: это вредно…

И снова благодушно переждал он вспышку смеха.

— А я и говорю ему: чего ж тут вредного? Давайте поглядим. И мы к нам на комиссию Вольфа Григорьевича тут же пригласили. Мы ему поставили нелегкую задачу: я задумал, чтобы Вольф Григорьевки пошел в соседнее помещение, где у нас была библиотека, отыскал там нужный том Владимира Ильича Ленина и нам бы показал заглавие статьи «Шаг вперед, два шага назад».

Он снова пожевал губами.

— Мы понимали, — сказал он, — что Вольф Григорьевич тогда еще не мог читать эту работу. В этот раз он засмеялся вместе со всеми.

— И ушел наш Вольф Григорьевич, и долго не возвращался. И тогда мой заместитель по политической части говорит мне грозным шепотом: утек твой еврейчик. И тут как раз приходит Вольф Григорьевич, и нужный том несет, и тычет пальчиком в название статьи. А он тогда по-русски еще еле-еле читал. И тут мы поняли, что надо отвозить его в Москву.

Рассказчик перевел дух. В зале царила почтительная тишина.

— А в Москве огромная собралась комиссия. Кого там только не было…

Он пожевал губами и медлительно договорил:

— Прокуроры.

Это почему-то рассмешило зал сильней всего предыдущего.

— Кроме того, что Мессинг все угадывал, он и еще бог знает что нам демонстрировал. Мы ведь сидели в здании, куда не только что войти, а выйти тоже было невозможно, а Вольф Григорьевич показал дежурному охраннику клочок газеты — и вышел. А потом с тем же клочком опять вошел. Все были в восторге и в растерянности. И тогда о том, что появился человек, угадывающий мысли, доложили Тому, кого уже нет.

Рассказчик явно выговорил слово «тому» с большой буквы, все мы это уловили именно так, и легкое шевеление прошло по залу. Впрочем, и я, зашедшийся от восторга, что такое слышу, ошибся в своей догадке.

— И услыхав, что есть человек, угадывающий мысли. Тот, кого уже нет, сказал: это вредно.