«Гудлайф», или Идеальное похищение

Он говорил о дополнительном времени. Он произнес: «Настоятельная необходимость». Он сказал: «Мне нужно двести человек для проверки украденных и арендованных машин». Он поднялся со стула. «Возможно, фургон, темно-синий». Джексон направился к двери. «И мне нужно еще сто человек проверить — всех бывших служащих „Петрохима“». Он вышел в коридор. Оглушающий шум, поднятый полицейскими и телевизионщиками в гостиной, ворвался в кабинет, и голос Джексона сразу растворился в этом шуме. Нанни крепче сжала кожаные подлокотники кресла Стоны. Повернула голову вбок и вдохнула сладковато-масленый запах его волос.

В кабинет бесшумно проскользнула Джейн и захлопнула дверь.

— Они хотят, чтобы ты сидела в глубоком кресле. У камина. — На Джейн была свежая белая блузка. Мужского покроя, но ее собственная. — Сейчас устанавливают свет. Брэдфорд Росс и Дейв Томкинс разговаривают с репортерами. Они уже предупредили их, что ты не станешь отвечать ни на какие вопросы.

Жених Джейн, Джо, теперь тоже был здесь. Наверху или в задней части дома, в застекленной комнате «Флорида». Он привез Джейн чистую одежду и вселил в нее чуть больше оптимизма и уверенности. Джейн всегда была довольно ранимой девочкой, всегда спешила укрыться за маминой юбкой, могла расплакаться из-за недружелюбного пса или из-за наглого незнакомца. Но с Джо ей будет хорошо.

— Я принесла тебе чай.

— А как там Джо? — спросила Нанни.

— Он останется у нас на всю ночь. — Джейн подала матери кружку с чаем. — Виктор звонил. Он вылетит рейсом, который отправляется из Сеула через четыре часа.

Нанни хотелось, чтобы Виктор был дома, когда вернется Стона. Ей хотелось, чтобы Джейн была уверена в своем женихе.

— Доверие — это самое главное, — сказала Нанни, отпивая из кружки теплый чай с молоком. — Во взаимоотношениях.

— Да, мама, — ответила Джейн. — Я ему полностью доверяю.

— Твой муж должен выявить в тебе все самое лучшее.

Именно так и сделал Стона. Она жила полной жизнью, полностью реализовала себя благодаря ему.

В тот момент, когда теплый край кружки коснулся ее подбородка, взгляд Нанни упал на ее собственное имя: оно было напечатано на голубом ярлыке, приклеенном к папке в раскрытом портфеле Джексона. Нанни поставила кружку на стол Стоны и соскользнула с его рабочего кресла. Стоя на коленях, она провела пальцами по краю папки. Почему они собирают сведения обо мне, когда у них и без этого так много работы? Как может дело, заведенное на меня, помочь найти Стону? Ее возмущало то, что они принимают обстоятельность за компетентность. Ее возмущало то, как они маскируют отсутствие реальной идеи аккуратностью и точностью речей и действий.

Открыв папку, Нанни не увидела там ни одной страницы, испещренной заметками Джексона о его интервью с ней, или его выводов о состоянии ее психики, о том, что она думает. Она не увидела там и списка мер, основанных на предоставленной ею информации. То, что Нанни там увидела, вызвало горячую волну крови, бросившейся сначала ей в лицо и глаза, а затем разлившейся по всему телу. Глянцевая черно-белая фотография, на которой холодным ноябрьским днем Нанни и еще одна женщина, в шерстяных свитерах, держа плакаты, шагают рука об руку по Ньюарку в колонне других людей. «Свобода, Власть, Справедливость!» Нежаркое ноябрьское солнце ярко освещает лицо Нанни — лицо тридцатипятилетней матери двух маленьких детей, у которой прелестный дом и преданный муж; лицо женщины, пока еще верящей, что она способна сама определить, как ей следует жить. И это лицо обведено красным кружком.

Она кончиками пальцев взялась за уголок фотографии и отодвинула снимок в сторону. Когда она увидела то, что лежало под ним, у нее перехватило дыхание. Она не могла отвести глаз от собственного изображения: на фотографии ее ладони сжимали щеки Тимоти Томпсона, тело которого было разорвано пополам взрывом бомбы. После взрыва Нанни бросилась к тому, что осталось от человека, — к его торсу, рукам, голове. Ноги Тимоти тоже были видны на снимке, их отбросило на противоположную сторону тротуара, к сетчатому забору. Ноги повисли на заборе, они дергались, будто пытались убежать прочь от этого места. Брюки у Тимоти были розового цвета.