«Гудлайф», или Идеальное похищение

Отдых, наверное, и в самом деле — лучшее лекарство для мистера Брауна. Тео прав насчет того, как лечить шок, думала Коллин. Они держат его в тепле, вливают в него жидкость. У мистера Брауна целых три самых мягких из их старых пледов и две подушки. Она промыла и заново перевязала его рану. Дала ему много воды и две таблетки мультивитаминов. Коллин очень верила в силу витаминов. И с уважением относилась к способности человеческого организма самостоятельно себя лечить. Но ей было жаль мистера Брауна: ведь он не знал. Он не знал, что они выбрали именно его просто потому, что из всех руководящих сотрудников «Петрохима», за которыми они следили, только у него не было шофера, дома на его улице стояли среди деревьев, далеко от дороги, и он был очень пунктуален. Он не знал, когда его освободят. Ужасно, что ему придется пробыть в ящике настолько дольше, чем они первоначально планировали. Когда Тео пришел к выводу, что осталось слишком мало времени, что страховая компания не успеет собрать деньги сегодня к вечеру, они решили не возвращаться в бокс, для того чтобы в третий раз попробовать записать пленку. Они решили дать мистеру Брауну отдохнуть.

Коллин разложила на столе оставшиеся ножи и вилки, китайские палочки для Тиффани и убрала флакончики с таблетками, журналы и подставку для салфеток из кафе «Ленивая Сюзан». Коллин любила, чтобы на столе было красиво.

— А салат, Коллин, дорогая?

— Это без проблем.

Когда Коллин открыла холодильник, она поморщилась — просто не могла удержаться. Люди вечно забывают, что пластмасса впитывает запахи, а внутренность этого холодильника впитывала их чуть ли не с тех пор, как Тео и Коллин начали встречаться еще школьниками. Она выхватила пакет с салатом и захлопнула дверцу.

Салат «Айсберг». Неужели сегодня вечером она будет есть этот салат в последний раз в жизни?

— Нет в доме запаха приятней, чем запах голубцов, сделанных Дот! — объявил Малкольм. Он замолк, едва успев выговорить эти слова — подвело дыхание. Когда он задержался в дверях, собака остановилась у его ног, взволнованно дрожа. Малкольм с трудом прошаркал по линолеуму пола к столу и оперся руками о спинку стула.

— Может, дать вам чего-нибудь выпить? — спросила Коллин, помогая ему усесться.

Он махнул рукой — не надо, мол, — и принялся возиться с ингалятором, руки тряслись, мундштук ингалятора постукивал о зубы. У Коллин просто сердце надрывалось при мысли о том, что голова у Малкольма остается такой ясной, ум острым и тело сильным, а вот легкие его уже почти не работают. Это несправедливо. Поставив стакан воды со льдом у его тарелки, она положила ладонь ему на спину между лопаток.

Конечно, Малкольм в гораздо худшей форме, чем мистер Браун, у которого такой замечательный дом, куда он вернется вечером в воскресенье. А Малкольм застрял в этом старом доме, и у него нет финансовых возможностей переехать во Флориду или даже на другой конец города, да он к тому же еще и упрям ужасно. Он воображает, что он на все руки мастер и может все поправить, но дом совсем пришел в упадок, просто развалюха какая-то. Этот железный козырек над передней дверью проторчал там уже лет тридцать — красные, белые и синие полосы штампованного железа, поржавевшие на украшенных фестонами краях. Хлипкая алюминиевая вторая дверь вообще не закрывается. На ковре — пятна, оставленные собакой. Кружевные салфеточки на приставных столиках пожелтели вокруг пепельниц, всегда стоящих точно посередине. Шторы висят отяжелевшие, пропахшие сигаретным дымом.

Отрывая листья кочанного салата, Коллин вспоминала жалюзи в их доме в Хилтон-Хед — трехдюймовые пластинки из твердой древесины, окрашенные в перламутровый цвет. Она постоянно то открывала их, то закрывала, чтобы добиться нужного освещения. Такие жалюзи — просто мечта, но они очень дорогие, и даже некоторые из самых богатых обитателей Хилтон-Хед не желали тратить на них деньги. Однако для Коллин это был выбор качества жизни: важно иметь возможность контролировать солнечный свет в среде твоего обитания. Очень скоро у нее будет дом в каком-нибудь месте с прохладным климатом и еще дом в теплом месте. Дом на берегу океана, и дом в горах. Ведь она очень чувствительна к климату, к сочетанию цветов и к запахам.

Ровно в шесть Малкольм нажал кнопку на пульте дистанционного управления, включив местные новости из Ньюарка. Дот, в кухонных рукавичках, водрузила в центр стола глубокое керамическое блюдо. Блюдо заполняли голубцы — капустные листья, фаршированные рубленым мясом, рисом, тушеными помидорами и луком. Рядом она поставила еще одно блюдо, поменьше, с вегетарианскими голубцами — для Тиффани. Тео быстро проскользнул на свое место за столом, рядом с отцом, и сидел молча, устремив глаза на экран телевизора.

— Ну вот, сейчас услышим подробности, — сказал отец.

Тео ткнул вилкой в блюдо, подцепил кусочек голубца — попался ему только фарш — и подул на него. Когда он взял фарш в рот, его зубы скрипнули о зубцы вилки.

— Будем надеяться, — произнес он.