Гудвин, великий и ужасный

– Помнишь, – сладким голосом продолжал Сван, наслаждаясь как ситуацией, так и родным языком, на котором не говорил уже много лет, – помнишь, какую ты построил великую башню, а вместо крыши водрузил мясную тефтельку? Помнишь, как мы разыграли двух домушников, честно говоря, неплохих парней, когда ты сделал из моей простыни привидение?

– Свантесон! – воскликнул, наконец, хозяин, просияв. – Маленький Свантесон с пятого этажа. Сын старины Свантесона. Младший брат бедняги Бетан… Малыш!

– Верно, Карлсон. Старость еще не полностью превратила твои мозги в дерьмо.

Легкая тень пробежала по лицу старичка, но сразу сменилась широкой улыбкой. Было ясно, что он трусит, и сильно трусит, будто бы пришел к нему давний, неумолимый кредитор. В сущности, так оно и было.

– Значит, ты вернулся, Малыш, то есть, простите… Господин Свантесон?

– Не вернулся, а так – залетел на несколько часов. В этом городе есть много людей, которые бы очень хотели меня увидеть… А ты можешь звать меня как прежде, дружище Карлсон. Тот, Который Живет На Крыше.

– Это так неожиданно, Малыш… – пробормотал Карлсон. – Это событие, большое событие для меня.

Он, наконец, встал, выпрямившись во весь свой детский рост, впрочем, не выше сидящего Свана, обеими руками потряс протянутую ладонь и вновь устроился на диванчике.

– Что тут не говори, а времечко-то летит, – весело заговорил он.

– Летит, летит, – сказал Сван.

– Я даже не верю своим глазам. Ишь, как ты вымахал!

– Ишь, ишь, – поддакнул Сван.

– А я тут вообще… Одиноко живу, скучно. Вот пенсию опять задерживают.

– Это все пустяки, – сказал Сван. – Деньжат я тебе подкину.

– Хорошо бы, – оживился Карлсон, и в комнате как-то сразу стало светлее.

– Деньжат у меня много, – доверительным тоном проговорил Сван, чуть наклонившись к старику, – а мы, Свантесоны, всегда отличались порядочностью и платили добром за добро.

– Уж точно! – просиял Карлсон, и теперь в помещении и вовсе рассвело.

– Ведь ты же мне много сделал хорошего, Карлсон, не так ли?

– Точно так. Я самый лучший в мире творитель добра.

– Ведь не родители меня воспитали, не брат с сестрой, а именно ты.

– Именно!

– Ты научил меня быть сильным, смелым.

– Безусловно! И еще – добрым.

– Принципиальным, честным.

– И благородным!

– Трудолюбивым, покладистым.

– Благовоспитанным!

Оба засмеялись, весело и дружелюбно. Сван внезапно замолчал, выключив и старика. В комнате несколько секунд висела тишина, жужжащая залетной мухой…

Сван хлопнул себя по коленям.

– Ну, рассказывай, друг. Как жил, чем питался. Много ли у тебя было таких как я малышей? – он рассмеялся тоненько и кокетливо, покачав плечами. «Люггерс», висящий в кожаной кобуре под мышкой, несколько раз прямо по сердцу ударил его.

– Не обижай меня, Малыш. Разве не прекрасным было все то, что с нами было?

– Это было круто.

– Не то слово… Какие проказы! Какие приключения! Жаль, никто до сих пор не написал о нас какую-нибудь книжку… Я, впрочем, пробовал – не вышло.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Я задал тебе вопрос, Карлсон: как ты жил и что ел все эти годы.

– Ах, это… Ну… Я и не знаю, что сказать. Ел кое-что, конечно. Все было довольно обыденно, скучно. Меня как будто бы и вовсе не было… Да что обо мне! Ты-то кем стал, Малыш?

Сван посмотрел на Карлсона с мягкой улыбкой.

– А ты не догадываешься? Я – Сван.

– Да? А где ты живешь, кем работаешь?

– Я – Сван , – сказал Сван, уже не улыбаясь. – Я живу и работаю – Сваном.

Карлсон нахмурился, вспомнив, наконец.

– Послушай, не тот ли ты Сван, о котором в газетах… Ну, тот, за которого назначено вознаграждение в сумме…

– Он самый. Тот, о котором в газетах. Который живет Неизвестно где. Неуловимый Сван… Национальный банк в Новом Орлеане. Труп. Нефтяная компании в Мельбурне. Два трупа. Трастовая кампания в Москве. Семнадцать трупов. Никто его не видел в лицо. Никаких следов. Пустяки, Карлсон. Дело житейское.

Старик закряхтел, поднялся, взял с верстака графин цветного стекла с отколотой пробкой, попил, поставил на место, все это молча…

– А где твой пропеллер, дядя? – весело спросил Сван.

– Нету пропеллера, – вздохнул Карлсон. – Моторчик устал и пришлось его выбросить… Ты, верно, как все – так и не понял, что он был бутафорским…

– Почему же? Я это очень хорошо понял. Полет – свойство твоей души.

– Как же это так получилось, Малыш? Почему это так с тобой получилось?

Сван уставился на старика с непритворным удивлением.

– Это ты у меня спрашиваешь? Это у меня спрашиваешь – ты?

– Бог нам судья, – сказал Карлсон, покосившись на дверь. Внезапная вспышка гостя не на шутку обеспокоила его.

– Нет, не Бог нам судья, а судья нам судья. Ты когда-нибудь видел, как судит судья? Судья, который отличается от тебя только тем, что имеет документ, что он – судья. Между прочим, я впервые слышу от тебя это слово. За всю нашу жизнь на крыше и под ты ни разу не сказал слово Бог .