Гугенот

Подорогин не тотчас сообразил, что вопрос обращен к нему. Даут Рамазанович вопросительно качал трубкой и глядел на него.

— В смысле?

— У меня дежурная машина. Так куда — домой, в больницу?

Подорогин вспомнил свою пустую грязную квартиру, пятно плесени на потолке и почему-то проститутку в ванной. На новом месте он не успел разжиться даже аптечкой.

— К жене. — Он постарался придать голосу уверенности. — К жене, конечно… В смысле, домой… Спасибо.

В провонявшем бензином милицейском «уазике» он кутался в рваное, задубелое на плечах пальто и когда после получаса изматывающей тряски увидел наконец, что они у цели, попросил водителя не въезжать во двор, высадить его на улице.

— Айн момент! — Старшина остановил машину и, насвистывая, весело в упор посмотрел на Подорогина.

Подорогин, ничего не говоря, протянул ему скомканные двести рублей. Водитель сбил шапку на затылок, хмыкнул, неуловимым движением выхватил деньги и, продолжая насвистывать, отвернулся к окну.

В подъезде Подорогин спугнул влюбленную парочку и решил не дожидаться лифта. На третьем этаже у него вдруг закружилась голова, он чуть не упал. Добравшись до квартиры, он приник ухом к дверной щели. Изнутри не доносилось ни звука. Он хотел отпереть дверь, но не смог даже вставить ключ в замочную скважину. Он попробовал другой ключ, потом снова первый, пока не увидел, что в дверь врезаны новые замки. Верхний и нижний.

Подкатывала тошнота, страшно пульсировал затылок — сзади в голову как будто толкали раскаленным тараном. Подорогин позвонил в дверь. Сначала он сделал короткий звонок, затем длинный, потом держал палец на утопленной кнопке едва не минуту, а когда понял, что дома никого нет, прислонился к двери спиной и съехал на корточки. В это самое время тихо приотворилась дверь соседской квартиры. В теплую желтую щель Подорогин увидел полу халата и бисерное мерцание бигудей. Раздался густой, какой-то всеобъемлющий запах борща.

— Здравствуйте, Ольга Петровна, — сказал Подорогин полушепотом.

После чего дверь медленно и так же тихо затворилась.

Подорогин потрогал шею и посмотрел на руку. Пальцы были в крови. Опять возникла, затрепетала картинка из «Дорожного патруля»: труп с забинтованной головой на лестничной площадке, бегающее лицо соседки с завитыми волосами… ничего не видела, ничего не слышала… деликатный человек, всегда здоровался… черное туловище манекена в задрапированном сосновом гробу, уходящее за горизонт промерзлое кладбище, сытые вороны, бывший в употреблении, пропахший смертью и хлоркой венок с подновленной лентой…

Ему показалось, что он все-таки свалился с лестницы. Его тряхнуло так, что он почувствовал, будто переворачивается с ног на голову. Он выбросил перед собой руки и нечаянно ударил Наталью. Та что-то кричала. Подорогин подумал, что она хочет выбросить его из подъезда и тащит в лифт, держа под мышки. Так он чуть было снова не ударил ее, но, упершись ногами в дверях, увидел свою бывшую прихожую и почувствовал запах корицы и лакированного дерева паркета.

Через час Наталья проводила санитаров. Подорогин слышал, как она расплатилась с ними на кухне. Они оставили ей две ампулы промедола со шприцами и какой-то «прямой» номер. Когда лифт уехал, Наталья позвонила в соседскую дверь, потом дважды пнула ее и на весь подъезд назвала Ольгу Петровну «крашеной блядью». С заново и намертво перевязанной головой, которую он ощущал не глубже лица, Подорогин жевал кубик гематогена и смывал в ванной с плеч и шеи засохшую кровь. Наталья не разуваясь ходила по квартире. Она шумно дышала в нос и шепотом материлась. Ее лицо горело. В гостиной на столе Подорогин увидел открытую бутылку коньяка и раскромсанный лимон. В кабинете, где ему делали перевязку, валялись бинты и окровавленная одежда, было натоптано.

— Поешь? — на ходу спросила Наталья.

— Да нет, — сказал он с набитым ртом.

Потом она закрылась в ванной, а он нашел свою старую застиранную пижаму и стал звонить в «Нижний».

В службе охраны никто не отвечал, Подорогин набирал номер раз пять, и все без толку. Телефон в офисе был переключен на автоответчик. Когда Подорогин дозвонился Саньку домой, на том конце сняли трубку и лишь пьяно сопели в микрофон. Домашний номер Ирины Аркадьевны был занят — едва происходило соединение, звонки с треском срывались. Подорогин бросил трубку.