Неожиданно дверь с треснувшим стеклом открылась, и в кухню вдвинулся распаренный милиционер в потертом полушубке и меховых сапогах. Он оказался так огромен, что Подорогин не смог увидеть его погон. Скомканно козырнув Леониду Георгиевичу, меднощекий гигант скользнул глазами по Подорогину, на долю секунды задержался на «Макарове» с глушителем посреди пустого стола, снял шапку, открыл в мойке воду, ткнулся стриженой головой в эмалированный борт раковины и, обхватив губами устье крана, стал жадно пить. Подорогин обалдело таращился на неохватный напряженный зад со свежим мазком крови на кармане. В левой руке гиганта был короткоствольный АКС, который он держал за цевье, будто бутылку лимонада. Леонид Георгиевич брезгливо рассматривал собственные ногти. Через приоткрытую дверь в прихожей было видно заплаканную пожилую женщину. Заслоняя ладонью рот, она стояла над телом Щапова, точно у края глубокой ямы, и с готовностью, мелко кивала в ответ на вопросы кого-то, кто был скрыт за углом уборной… Напившись, гигант закрыл воду — при этом в смесителе что-то хрустнуло, — вытер губы и, ни на кого более не глядя, удалился прочь. Дверь за собой он притворил так же бесшумно, как открыл ее.
Леонид Георгиевич подтолкнул пистолет к Подорогину и завозился на табурете, словно тот был посыпан горячими углями.
— Обещаю вам, — сказал он, — клянусь, что мы тут ни при чем! Да: координаты заказчика и исполнителя нам известны. И что? Вы представляете, в каком свете это все будет выглядеть, если мы выложим подобную информацию —
Подорогин убрал пистолет в карман и хотел закурить, однако в застеленной фольгой упаковке обнаружились только табачные крошки. Смяв пачку, он понюхал ее в кулаке.
— Послушайте, вы не курите?
— Бросил, — удивленно ответил Леонид Георгиевич, не ожидавший вопроса.
— Айн момент. — Подорогин вышел из кухни.
В прихожей, к его удивлению, уже никого не было. Труп Щапова был прикрыт черным пластиковым мешком. Вокруг подгустевшей лужи крови расплывались пузырчатые следы подошв и потеки талой воды. Пробравшись по узкому перешейку между пластиковым мешком и пустыми банками, Подорогин выглянул в подъезд. Тут же, у порога, навалившись на стену, полукурил-полукемарил меднощекий гигант. Из-за двери соседской квартиры доносился женский плач и чириканье рации. Подорогин жадно вдохнул дым дешевой папиросы и возвратился на кухню.
На столе за время его отсутствия появилась запечатанная бутылка «Столичной», два граненых стакана и банка рыбных консервов. Леонид Георгиевич, кряхтя, нарезал черствый бородинский кирпич. Подорогин сел на свое место.
Покончив с хлебом, Леонид Георгиевич отложил нож, сгреб крошки, закинул их себе в рот, прожевал и спросил:
— Чего ж вернулись?
Подорогин не ответил.
Леонид Георгиевич принялся открывать консервную банку. На стол тотчас потекло масло. Большой палец левой руки экс-следователя был обернут пропитавшейся кровью салфеткой. Подорогин повертел бутылкой, не поднимая ее. Упаковка пробки и акцизная марка были целехоньки.
— Эти молодцы ни на секунду не задержали бы вас, — сообщил Леонид Георгиевич. — Так — почему?
Подорогин взял ломтик хлеба и стал жевать его.
— А я, Василь Ипатич, скажу — почему. — Леонид Георгиевич отставил банку и облизал испачканную ладонь. — По той же самой причине, по которой вы нынче не смогли заглянуть на антресоли. Короче говоря, причина — не
— Что?
Леонид Георгиевич расхохотался.
— А что ж вы хотели? И почему, позвольте спросить, вы еще здесь, а не под антресолями или на кладбище?
— Да при чем тут антресоли? — воскликнул Подорогин. — Можете вы говорить толком?
Леонид Георгиевич сокрушенно качал головой.
— …Думаете, я не вижу, что происходит? — продолжал Подорогин, закипая. — Эти хреновы бумажки, антресоли, фотографии…
— Стоп-стоп-стоп! — вскинул ладони Леонид Георгиевич. — Минуточку. Во-первых, я действительно
— То есть я могу идти? — тихо сказал Подорогин. — Прямо сейчас?
— Можете. Прямо сейчас. — Леонид Георгиевич взял бутылку и, щурясь, что-то внимательно читал на этикетке. — Прямо отсюда… — Взболтав водку, он поставил бутылку обратно на стол и, любуясь вихрящимися пузырьками, обратился не столько к Подорогину, сколько к пузырькам: — Только позвольте полюбопытствовать: куда? — Пузырьки стали исчезать, и Леонид Георгиевич снова взболтал водку. — Странная штука: мы откуда-то взяли, что мы свободны. Более того — что вольны употреблять эту нашу свободу в любом направлении без отрыва от пропитания.