Гугеноты

— А меня? — хитро подмигнул сын Антуана Бурбонского. — Меня ты подпустишь к себе?

— Ты будешь вторым, — заявила юная принцесса.

— Черт знает, чем вы тут занимаетесь, — внезапно влез в разговор Генрих Валуа, будущий король Франции, подходя к ним и усаживаясь на бревно рядом с сестрой, к которой всегда был неравнодушен.

Он недобро поглядел в сторону обоих принцев и повернулся к Маргарите:

— Бесстыжая, тебе следовало бы надрать задницу березовыми прутьями, которые горят в этом костре.

— Лучше надери ее тем, что висит у тебя между ног, — ответила Маргарита, с вызовом глядя на брата.

Генрих прикусил язычок, соображая, что ответить. Конде рассмеялся; Бурбон не сводил глаз с ног юной красавицы; Д'Обинье плюнул и отошел в сторону; Бовуа рыскал рядом в поисках топлива.

— Тебе мать давала сегодня пить сок? — наконец нашелся Генрих Анжуйский.

Марго фыркнула:

— Как может подействовать это дурацкое питье, когда вокруг столько мужчин? Целых три Генриха, не хватает только четвертого. Ах, кстати, вот и он. Эй, Гиз, иди сюда! Молодой человек, прогуливавшийся неподалеку с одной из фрейлин, услышав свое имя, обернулся. Маргарита поманила его рукой.

— Ну вот, теперь все в сборе, — объявила она. — Осталось узнать у господина Гиза о результатах его переговоров с мадемуазель Рош. Ведь вы с ней собираетесь спать в эту ночь, не правда ли, кузен?

Генрих Гиз, воспитание которого не отличалось такой фривольностью, как у королевских детей, покосившись на Генриха Наваррского и Конде, хмуро ответил:

— Во всяком случае, я не собираюсь обсуждать этот вопрос в присутствии своих недругов по партии.

Лица обоих протестантов нахмурились.

— Отчего же? — весело воскликнула Маргарита, не обращая на это внимания. — Кажется, они ничуть не хуже любых других. Что касается меня, то мне искренне наплевать на их убеждения по поводу веры, да и на ваши тоже.

— Бог простит вам ваши слова, сударыня, — ответил Гиз.

— Он уже простил. Мало того, он даже установил порядок очереди желающих потрогать мои коленки.

— Если вы только за этим меня позвали, сударыня, то я…

— То вы будете последним, четвертым, не так ли? Гиз вспыхнул:

— Как! Вы отдаете право первенства гугенотам?

— Хм, а почему бы и нет? Это для вас они гугеноты, кузен, а для женщин они всего лишь мужчины. Не правда ли, братец? — обратилась она к Генриху Анжуйскому.

Тот пробурчал что-то насчет того, что не согласен с сестрой и разделяет точку зрения Гиза.

— Да вы просто буки! — обиженно надула губки Маргарита. — Вам бы быть монахами, а не кавалерами. Ну а вы-то, Гиз, кого вы из себя корчите, ведь эта де Рош — протестантка, разве вам это не известно?

— Она уже католичка.

— Ах, вот как! И давно ли? С тех пор, как прыгнула к вам в постель?

Гиз покраснел. А Маргарита не унималась:

— Ну, ничего, мы ее живо сделаем опять гугеноткой, уложив в постель Конде или Генриха Наваррского. Ведь таким образом у нас принято сейчас менять веру?

Гиз сжал челюсти и скрипнул зубами:

— Возможно, это принято у гугенотов, но не у католиков.

— Полно, кузен, — произнес с улыбкой Генрих Наваррский, — неужто вы не решитесь переменить веру, ну, хотя бы для виду, если вас об этом попросит юная прелестница, ласкающая вас в постели под пологом темной ночи?

— А ты, кажется, способен на это, Наварра? — огрызнулся Гиз.

— Еще бы, черт возьми! Игра стоит свеч, ибо наутро, едва моя чаровница покинет ложе любви, я вновь вернусь к своей вере.

— Полностью присоединяюсь к Генриху, — поддержал его Конде, — и готов заявить всем и каждому, что пообещаю все что угодно своей возлюбленной, лишь бы увидеть, как она раздевается и падает в мои объятия.

Маргарита захлопала в ладоши, с восхищением глядя на юных протестантов.

— Нечего сказать, достойные сынки своих отцов, — с ухмылкой произнес Гиз.

Оба гугенота вскочили как по команде и со сжатыми кулаками бросились на Гиза. Тот выхватил шпагу и, рыча, отступил на шаг.

— Нечего сказать, достойный сынок своего папочки, — в пику ему сказала Маргарита. — Тот поступал так же, бросаясь вооруженным с ног до головы на безоружных гугенотов в Васси.

Гиз тут же вложил шпагу в ножны и повернулся к Маргарите:

— Мой отец был благородный дворянин и никогда не совершил бы подобного поступка. В доказательство я берусь сразиться с этими двумя молокососами на кулаках.

И он встал в оборонительную позицию, готовясь дать отпор обоим своим противникам.

— Ну-ну, перестаньте сейчас же, слышите? — воскликнула Маргарита и бросилась между обидчиками, стараясь развести их руками. — Не хватало еще, чтобы вы поразбивали себе носы как обыкновенные простолюдины.

Но они продолжали наступать друг на друга, норовя ухватить один другого за грудки, и Маргарита, все еще стоя между ними, закричала в сторону карет, неподалеку от которых разбивали палатки и готовили на кострах ужин:

— Господин Крийон! Господин Крийон, подите немедленно сюда, у меня к вам есть дело.