Гугеноты

— Смотрите не подавитесь, милостивый государь, такой огромной костью: умерьте свой аппетит. Насколько мне известно, ваша страна — всего лишь жалкий щенок, лающий на громадного пса, превышающего его размерами во много раз. Как бы этот пес не сломал вам хребет!

Альба, только что присевший, тоже поднялся; взгляды их скрестились.

— Мы идем с современным оружием и несем цивилизацию в мир полуголых дикарей, живущих в соломенных хижинах и воюющих луками и копьями. В конечном итоге это даст победный результат. К тому же не забывайте, мы несем этим дикарям христианскую культуру и насаждаем католицизм, что одобрено самим папой! А вы? Чему научит их ваш адмирал? Читать кальвинистские проповеди и петь покаянные псалмы? Быть может, вы специально отправляете его туда, чтобы он основал там новую протестантскую республику на манер швейцарских кантонов?

— Весьма сожалею, что адмирал Колиньи исповедует протестантскую религию, — ответила Екатерина, — но другого адмирала у меня нет под рукой. Между тем я не собираюсь упускать возможность утереть нос вашему королю и вырвать из его лап кусок пожирнее. Кстати, Христофор Колумб, впервые попавший в эти земли, был генуэзцем, то есть — моим соотечественником. Что же касается истинного вероисповедания моих будущих подданных, то я решу этот вопрос, сообразуясь со своим правом и руководствуясь при этом указаниями моего святейшего родственника.

Альба понял, что она намекает на свое родство с папой, и замолчал. В его планы не входило ссориться с Ватиканом, его хозяин не простил бы ему такой грубой оплошности. Он посылал его сюда не за этим.

— Итак, каков же будет ваш ответ моему королю о распространении ереси во Франции? — нахмурившись, спросил Альба.

— Я в ответе только перед Господом Богом и святой церковью.

— Представителем которых я и являюсь, — парировал герцог.

— Вы приняли постриг? — И снова насмешливые взгляд и улыбка.

Альба скрипнул зубами:

— Я послан от его имени. Папа полон гнева.

— Вы о Филиппе, вашем короле? Пий IV не столь экспансивен.

— Не все ли равно, если речь идет об общих бедах?

— О каких же? — она изобразила простодушие.

Он наклонился к ней, сжигая ее своими черными глазами-угольями:

— Когда вы примете меры?

— Меры? Вы о чем? — продолжала ломать комедию Екатерина.

— Будто вы не понимаете! Бог доверил вам Французское королевство с тем, чтобы вы сделали его верным и послушным святой церкви. На деле же происходит иначе. У вас не страна, а гнездо ереси, а вы — королева еретиков!

— Осторожнее в выражениях, сударь! — в голосе зазвенели жесткие нотки. — Вы чересчур перегибаете палку.

— Ничуть. Моими устами говорит король Филипп.

— Неужели? Вы только что сказали, что посланы папой?

— Не пытайтесь завлечь меня в паутину хитроумной светской беседы; мы не французы, у нас это не принято.

— Ах, я совсем забыла, что беседую не со светским львом, а с покорителем ремесленников, женщин и детей.

— Вас не касается моя деятельность в Нидерландах, это наша провинция.

— Ну, еще бы, вы смотрите на Францию как на проселочную дорогу, по которой вам удобно вывозить награбленное добро.

— Вы, кажется, осмеливаетесь порицать политику испанского короля?

— Ничуть. Но я стараюсь отвечать в унисон своему собеседнику.

— Вы не ответили на мой вопрос в отношении еретиков.

Екатерина, выдержав паузу, усталым голосом произнесла:

— У меня нет сил. Мне приходится действовать умом, компенсируя этот недостаток.

— Мы поможем вам силой, только скажите, — оживился Альба.

— Я не прошу вас об этом.

— Святая церковь не может ждать! Вы добьетесь того, что мы сами примем меры и сделаем всю Францию католической. Ибо так угодно Богу.

«И Филиппу!» — чуть не вырвалось у нее. Но она сдержалась и, мысленно похвалив себя за то, что так ловко повела беседу, вынудив испанца раскрыть карты, тут же с дрожью в голосе произнесла:

— И станете в ней хозяевами? Бог не допустит этого! Он дал власть мне! Я много выстрадала, прежде чем стать той, кто я теперь, и вы не вправе требовать от меня того, что угодно вам!

— Разве я сказал «мне»? Это важно для нашего общего дела, для торжества католической религии во всей Европе, во всем мире! А вы не хотите нам помочь.

— Что же я должна предпринять?

— Вы должны устранить главарей.

— Вы полагаете, я не думаю об этом?

— Вы слишком долго думаете.

Но она помнила и о другом. О том, что некому будет встать во главе протестантского войска, когда придет пора воевать с Испанией, вот-вот готовой придавить тяжелым сапогом израненную, многострадальную Францию. О том, что некому будет защитить престол ее сыновей, который окажется в руках либо ее зятя Филиппа II, либо Гизов, имевших родственные связи по всей Европе. Однако до нее доходили слухи, что трон, на котором сидит папа Пий IV, ее родственник по отцовской линии, уже зашатался. Может, поэтому этот кровавый герцог так нахален и смел в разговоре с ней? И она приняла решение изменить тактику, стать податливой, чтобы усыпить бдительность наместника Нидерландов. Надо бросить им первую кость, пусть они погрызут ее, выжидая, пока она бросит им следующую.

Вслух она сказала:

— Это вопрос времени.