Сцена эта не осталась незамеченной. На вопрос баронессы, о чем мог так мило беседовать ее возлюбленный с мадемуазель де Лимейль, Лесдигьер ответил:
— Она объяснялась мне в любви, — что вызвало взрыв негодования у Камиллы.
Герцогине де Монморанси он сказал, что фрейлина королевы-матери уговаривала его потанцевать с ней и пришла в ужас, узнав, что он исполняет во дворце только служебные обязанности.
Когда герцог Франсуа, нахмурившись, спросил Лесдигьер о причине такого внимания Изабеллы де Лимейль, тот объяснил:
— Она пыталась дать мне понять, что хотела бы стать моей любовницей.
— И что же?
— И потерпела неудачу.
— Что же она предприняла дальше?
— Прибегла к крайнему средству: сказала, будто влюблена в меня.
— Ну а вы?
— Я сказал ей, что не люблю ее.
— Вот как… — протянул маршал и, минуту спустя, проговорил: — Знаете ли вы, что мадемуазель де Лимейль — первая фрейлина Екатерины Медичи и ее шпионка? Известно ли вам, что у нее уже есть любовник и зовут его принц Конде?
— Боже правый…
— Догадываетесь теперь, откуда повеяло на вас ветром измены? Берегитесь, Лесдигьер, вашей персоной заинтересовалась сама Екатерина Медичи, а это значит, что отныне ваша жизнь находится в постоянной опасности.
Лесдигьер тряхнул головой:
— Я не боюсь, монсеньор. Я для того и приехал в Париж, чтобы поиграть со смертью в прятки, и если выигрыш будет за ней, я постараюсь подороже продать свою жизнь, принадлежащую вам, монсеньор, и Франции.
— Мне нравится ваш ответ, мой храбрый гвардеец, — сказал Франсуа де Монморанси, — но все же будьте осторожны. Запомните, эта дама постарается вам отомстить, но прежде будет пытаться выведать у вас секреты нашего дома: вот почему она хочет стать вашей любовницей, или, вернее, так хочет королева. Расчет простой — на вашу молодость и неискушенность.
— Вряд ли им представится случай праздновать победу. И потом, помилуйте, монсеньор, но мне вполне достаточно одной Камиллы…
И мужчины от души рассмеялись.
…Совсем другого рода сцена происходила в это время в Лувре, в покоях королевы-матери.
— Ну, каковы успехи? — спросила мадам Екатерина свою шпионку, едва та вошла к ней.
Лимейль вдохнула:
— Я ничего не добилась, мадам. Он не обращает на меня ровно никакого внимания, и, боюсь, мне не преуспеть на этом поприще.
— А ты уже и руки опустила! — вдруг вспылила Екатерина Медичи. — Ты забыла, как тебе удалось соблазнить Конде? А ведь он не чета этому Лесдигьеру, у него была тогда жена и ребенок! Ты забыла, как ты спала в постели Антуана Наваррского и была самой желанной дамой его сердца, хотя он уже имел сразу трех любовниц? А теперь ты скулишь, что потерпела неудачу и капитулируешь перед каким-то выскочкой, волею судеб попавшим в Париж без единого ливра в кармане! Где же твоя хваленая изобретательность, твоя страсть, напористость? Где это все? Растеряла в постели Конде? Молчишь? Нечего сказать? Что ж, я подожду еще неделю. Ступай прочь!.. И помни, я не люблю тех, кто не исполняет моих приказаний. Ты поняла меня?
— Да, мадам, — тихо произнесла Изабелла, побледнев.
— Ты хорошо поняла меня, негодная девка? — еще громче повторила Екатерина, грозно наступая на нее.
— Да, мадам! — вскричала Лимейль и, вся в слезах, выбежала вон.
В течение нескольких дней она предприняла еще ряд попыток обольщения Лесдигьера, но он упорно не желал идти на контакт, даже тогда, когда Изабелла на охоте в Булонском лесу упала с лошади и вывихнула ногу и ему пришлось посадить ее впереди себя и четверть часа, прижимая ее манящее, податливое тело, добираться вдвоем к месту сбору охотников.
Екатерина уже знала обо всем и теперь решала, что делать со своей шпионкой, утратившей, по ее мнению, способность покорять мужские сердца. Как вдруг та сама вошла в комнату и остановилась на пороге.
Королева-мать вопросительно посмотрела на нее. Перед ней была женщина, не оправдавшая ее надежд, бледная и смущенная оттого, что сознавала потерю своей значимости в глазах королевы, всего двора и в собственном сознании. Однако, увидев ее плотно сжатые губы, холодные злые глаза, в которых читалось объявление войны, и сжатые кулачки, Екатерина поняла, что Изабелла не сдалась.
— Ты пришла, чтобы получить разрешение на превращение из ангела-обольстителя в демона-мстителя? — спросила королева-мать.
— Да, Ваше Величество, — ответила Лимейль, почти не разжимая зубов, — вы правы. Он оскорбил, унизил меня своим невниманием, и теперь у меня одно желание — отомстить!
Королева-мать откинулась на спинку кресла:
— И как же ты собираешься это сделать, милая моя?
— Еще не знаю. Я и пришла затем, чтобы посоветоваться об этом с Вашим Величеством.
— Посоветоваться… — протянула Екатерина. — Мне кажется, что ты настолько утвердилась в своем решении, что пришла не испросить у меня разрешения, а узнать, какой способ мести тебе выбрать: яд, кинжал или аркебуза? Ведь так?
Полуигривый оттенок голоса королевы ввел в заблуждение Изабеллу, и она тут же выпалила:
— Да, мадам, скажите только, и я сумею отомстить ему за свое поруганное женское достоинство!