Например, обследование Волгостроя в 1942-м показало, что в одном лагпункте восемьдесят человек больны пеллагрой. В отчете прямо говорится, что люди умирают от голода. В Сиблаге — большом лагере в Западной Сибири — помощник прокурора СССР обнаружил, что в первом квартале 1941 года нормы питания систематически нарушались: мясо, рыба и жиры выдавались крайне редко, сахар не выдавался вовсе. В Свердловской области в 1942-м лагерная еда не содержала жиров, рыбы, мяса, а зачастую и овощей. В Вятлаге в июле 1942-го еда была плохой, практически несъедобной, не содержащей витаминов. Причина — отсутствие жиров, мяса, рыбы, картофеля. Все готовилось из муки и круп[739]
.Распространенной причиной нехватки еды было отсутствие необходимых поставок. Это была постоянная проблема: к примеру, в лагпункте Кедровый Шор был составлен список продуктов, которыми заменялось то, что заключенные должны были получать, но не получали. Вместо молока — творог, вместо хлеба — галеты, вместо мяса — грибы, вместо сахара — ягоды[740]
. В результате рацион заключенных был совсем не таким, каким ему полагалось быть по московским документам. Проверка Бирлага, проведенная прокуратурой в 1940-м, показала, что«весь обед для работающих з/к состоит из воды, заправленной 130 граммами крупы на каждого з/к и на второе из черной булочки весом около 100 грамм. На завтрак и ужин варится такой же суп».
Лагерный повар сказал проверяющему, что
«по установленной норме продукты ни разу не выдавались»,
что в лагерь не поставляются ни рыба, ни мясо, ни овощи, ни сало, хотя нормами питания они предусмотрены. Все дело в том, пишет прокурор,
«что Управление лагеря за отсутствием средств не имеет возможности платить деньги за продукты питания и вещевое довольствие… а без денег ни одна снабжающая организация не хочет ничего отпустить».
Результат — 500 с лишним случаев цинги[741]
.Столь же часто привезенные в лагерь продукты, немедленно разворовывались. Воровали на всех уровнях, но главным образом это делали те, кто работал на кухне или на продовольственном складе. Ради возможности чем-то поживиться заключенные всячески стремились получить должность, дававшую доступ к продуктам. Евгению Гинзбург однажды «спасла» работа судомойкой в лагерной столовой мужской зоны. Помимо
«настоящего мясного супа и знаменитых пончиков, варенных в подсолнечном масле»,
ей доставались взгляды, полные
«смешанного чувства острой зависти и в то же время какого-то униженного преклонения перед теми, кто сумел занять такую позицию в жизни. Около еды!»[742]
.Даже ради того чтобы чистить картошку или собирать урожай на лагерном подсобном участке, заключенные давали взятки: так можно было подкормиться. Позднее Гинзбург работала на лагерной птицеферме — смотрела за курами, которые шли на стол начальству. Она и ее напарница пользовались своим положением:
«Мы поливали лагерную кашу рыбьим жиром, позаимствованным у кур. Варили овсяный кисель из птичьего овса. Наконец ежедневно съедали три яйца на двоих — одно в суп и по одному в виде натурального деликатеса. (Больше брать мы не хотели, чтобы не снижать показателей яйценоскости. По ним судили о нашей работе.)»[743]
.Воровали и в более крупных масштабах, особенно в северных лагерях, где еды не хватало не только заключенным, но и охранникам и вольнонаемным. Там каждый стремился урвать хоть что-нибудь. В каждом лагере ежегодно составляли перечень убытков. В лагпункте Кедровый Шор только за четвертый квартал 1944 года недостача превысила двадцать тысяч рублей[744]
.