ГУЛАГ. Паутина Большого террора

Как и многие бывшие заключенные, прожившие в лагерях голодные военные годы, Панин подробно описывает личные ритуалы, которыми люди окружали потребление хлебной пайки. Если хлеб выдавали раз в день, утром, то человек должен был принять мучительное решение: съесть все сразу или оставить часть на вторую половину дня. Хранить хлеб небезопасно: можешь потерять, могут украсть. С другой стороны, вроде бы легче прожить день, если у тебя есть кусок в запасе. Панин решительно предостерегает от этого, знакомя нас с единственным в своем роде изложением принципов особой науки о том, «как нужно есть голодный паек»:

«Когда дают пайку, неудержимо хочется продлить наслаждение самой едой. Хлеб режут, делят, катают из мякиша шарики. Из веревочек и палочек делают весы и вывешивают разные кусочки… Так пытаются продлить процесс еды до трех и более часов. Нельзя! Это — самоубийство.

— Пайку надо съесть не долее, чем за тридцать минут. Кусочки хлеба должны быть тщательно пережеваны, превращены во рту в кашицу, эмульсию, доведены до сладости и всосаны внутрь. Пища должна отдать всю прану…

— Если постоянно будешь делить пайку и оставлять часть ее на вечер — погибнешь. Ешь сразу!

— Если „схаваешь“ очень быстро, как едят хлеб в нормальных условиях сильно проголодавшиеся люди, — сократишь свои дни»[756].

Хлебом и многими способами его есть был занят ум многих жителей СССР, не только зэков. Один мой российский знакомый до сей поры не ест черного хлеба, потому что мальчиком в Казахстане во время войны он только им и питался. Сусанна Печуро, которая в 50-е годы была заключенной Минлага, вспоминала разговор двух лагерниц-крестьянок, знавших голодную жизнь без лагерной пайки:

«Две крестьянки русских держат хлеб, одна гладит его, говорит: „Хлебушек, ведь каждый день дают“, а другая: „Насушить бы его, деткам послать, ведь голодные сидят, так ведь отправить-то не разрешают“».

Этот разговор, сказала мне Печуро, даже у нее, заключенной, вызвал ощущение «сжигающего стыда».

Глава 11 Труд в лагерях

Спускают вниз больных, негодных,

кто для работы в шахте слаб.
Их отправляют в нижний лагерь
валить колымскую тайгу.
Оно несложно на бумаге.
Но позабыть я не могу
цепочку санок на снегу,
людей, впряженных в эти сани.
Худую напрягая грудь,
они свою упряжку тянут…
порою встанут отдохнуть,
порою на крутом подъеме
запнутся: тяжесть тянет вниз,
вот-вот собьет, осилит, сломит…
Тела несчастных напряглись,
на тощих шеях жилы вздулись…
Мы все видали лошадей,
когда они вот так запнулись,
А мы, мы видели людей.

Елена Владимирова.

Колыма

Рабочая зона

Работа была главной задачей подавляющего большинства советских лагерей. Она была главным занятием заключенных и главной заботой администрации. Организация повседневной жизни была подчинена работе, и благополучие заключенных зависело от того, как они трудились. Однако выработать обобщенное представление о лагерном труде не так-то просто: образ заключенного, в метель орудующего кайлом на золотом прииске или угольном месторождении, — стереотип, и не более того. Таких, конечно, было множество — миллионы, как показывают цифры, относящиеся к лагерям Колымы и Воркуты, — но существовали, как мы теперь знаем, и лагеря в центре Москвы, где зэки проектировали самолеты, и лагеря в центре России, где зэки строили атомные электростанции и работали на них, и рыболовецкие лагеря на Тихом океане, и сельскохозяйственные лагеря в южном Узбекистане. Архивы ГУЛАГа в Москве полны фотографий заключенных с верблюдами[757].