Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.)

Тут же она распорядилась привести вороного скакуна с золотой гривой, затем приказала подать сосуд с дождем. Это была небольшая бутылка. Ее подвесили к передней луке седла.

— Садитесь на лошадь, — стала наставлять своего гостя хозяйка, — и, не отпуская поводьев, доверьтесь во всем скакуну. Когда оторвется он от земли и громко заржет, пролейте из бутылки одну каплю так, чтобы она скатилась по гриве коня. Но смотрите, лишь одну каплю, никак не больше…

Едва князь вскочил на коня, как тот сорвался с места и помчался как вихрь, и вот уже ноги его оторвались от земли… Не успел князь опомниться, как очутился над облаками. Ветер пронзительно свистел, как стрела, каждый шаг коня отдавался громом. И когда конь взвился еще выше, князь осторожно открыл бутылку и пролил одну каплю. И в тот же миг молния разорвала облака. В просвет между тучами увидел князь под собой деревушку, ту самую, в которой он много раз останавливался на отдых, увидел ее и подумал: «Столько раз в этом селении приглашали меня к столу, так радушно встречали меня ее жители, просто не знаю, как их отблагодарить. Этот год немилостив к ним, поля и посевы давно страдают от засухи, и теперь, когда дождь в моих руках, разве я пожалею его для них?» Он подумал, что одной капли слишком мало, чтобы напоить посевы, и вылил сразу двадцать капель.

Через мгновенье дождь кончился, князь пришпорил коня и возвратился назад. Хозяйка встретила его, рыдая и охая от боли:

— Как могли вы так ошибиться! Мы же уговорились: одну каплю. А вы самовольно пролили целых двадцать! Одна капля, пролитая на небе, покрывает землю водой на высоту в один чи. В деревне все крепко спали, когда вода затопила всю округу и поднялась на высоту в целых два чжана. Ну разве мог тут кто-либо спастись? Я понесла строгое наказание, мне отвесили восемьдесят ударов палкой. Поглядите на мою спину: она вся в кровавых ранах. Как же теперь покажусь я на глаза сыновьям?

Князь был пристыжен и не знал, что ответить.

— Вы простой смертный, — продолжала хозяйка, — и не можете знать всех превращений облаков и дождей. Право же, я не в обиде на вас. Но боюсь, как бы сюда не пожаловал сам Повелитель драконов, будет тогда от чего затрепетать в ужасе. Спешите же поскорей покинуть эти места. Вот только нечем мне отблагодарить вас за труды. В нашем скромном горном жилище не найдется ничего, кроме двух рабов, примите их от меня. Хотите, возьмите обоих, хотите — одного, как пожелаете.

И она приказала рабам выйти к гостю. Один появился с восточной террасы. Лицо его, спокойное и приветливое, выражало готовность к миру и согласию. Второй раб сошел с западной террасы, отвага и решимость переполняли его, он стоял, пылая гневом.

— Я охотник, а охота — это борьба и опасность. Коли я выберу того раба, который выглядит таким кротким и уступчивым, люди станут думать, будто я трус. Обоих принять я не решаюсь, это был бы слишком щедрый дар. Если госпожа не возражает, я возьму того, что гневен лицом.

Хозяйка улыбнулась:

— Как пожелаете, так и будет.

Откланявшись, князь расстался с хозяйкой, раб с западной террасы последовал за ним. Выйдя за ворота и сделав десяток шагов, князь обернулся: позади было пусто, дом исчез. Хотел было спросить раба, что случилось, но и его не стало. Князь сам отыскал дорогу и двинулся в обратный путь. На рассвете он пришел к тому месту, где раньше была деревня. Всюду, насколько видел глаз, расстилалось озеро, и лишь кое-где торчали над ним макушки высоких деревьев. Все исчезло, люди и дома.

Впоследствии, командуя войсками, Ли Цзин привел к повиновению многих смутьянов, и слава о том разнеслась по всей Поднебесной. Но он так и не стал министром. Уж не потому ли, что отказался он тогда от раба с лицом миротворца, что пришел с восточной террасы? Ведь говорят: к востоку от заставы родятся министры, а к западу от нее — полководцы. Уж не намек ли то на Восток и Запад? А еще говорят с тех пор: каков раб, таков и господин. Возьми Ли Цзин обоих рабов, быть бы ему и полководцем и министром.

Пэй Син

Нефритовый браслет

[236]

В годы правления «Гуандэ»[237] некий сюцай Сунь Цюэ, потерпевший неудачу на государственных экзаменах, прогуливался по городу Лояну. Любуясь озером вэйского правителя, он вдруг увидел на берегу большое здание, видимо возведенное совсем недавно. Прохожий объяснил ему, что дом этот принадлежит семье Юань.

Подойдя к воротам, Сунь Цюэ постучался — никто не ответил. У ворот была маленькая пристройка — приемная для гостей. Сунь Цюэ приподнял новый, блистающий чистотой занавес и вошел. Вдруг он услышал, как открылась дверь: в сад вышла девушка. Светлый лик ее, сиявший свежей красотой, любого мог повергнуть в изумление. Девушка была похожа на светлую жемчужину, впитавшую в себя лунные блики, на ветвь зеленеющей ивы, подернутую утренней дымкой. Стан ее был как ароматная орхидея, орошенная ночной росой, лицо — как чудесная яшма, отмытая от земли, в которой она зародилась.

Решив, что это дочь хозяина дома, Сунь Цюэ стал украдкой наблюдать за ней.