- Чего, папаша? - откликнулась уже с порога молодая красивая девушка в пышном нарядном костюме и, увидев чужих, попятилась, покраснела.
- Видал, Антон, Христю, которая когда-то у тебя служила? Видели? повернувшись к Проценко, спросил Колесник.
Оба, вылупив глаза, смотрели на красивую девушку.
А она только бросила на них лукавый жгучий взгляд, всплеснула руками, крикнула: "Ах, матушки!.." - и выбежала вон.
* *
*
На третий день по городу пошли слухи про обед в честь Лошакова. Люди перешептывались о том, кто что ел, кто сколько выпил. Кого из панов пьяного домой отвезли, кто сам на карачках приполз, а вспоминая про Лошакова, только головами качали. Ну, не черт этот Колесник - и такого пана оседлал! Вот и поди!
- Да это все враки! - не верили другие.- Лошаков на него давно точит зубы. Вот погодите, откроется собрание, он его живьем проглотит.
Но вот и собрание открылось, и все неверные собственными глазами увидели, как заискивал Лошаков перед Колесником, как протягивал ему руку не свысока, не по-барски, а как своему другу, заговаривая с ним, шутил, хотя Колесник по-прежнему был почтителен и подобострастен.
Когда приступили к обсуждению дел управы и кое-кто стал прохватывать членов, Лошаков молчал. Когда же стали настойчиво допытываться у него, он как-то нехотя ответил: "Мы хоть и не видели пока никаких больших дел, но и не доверять своим избранникам тоже не годится". Этими словами он заткнул всем рты.
- А что, накось выкуси! - хлопнув Рубца по плечу, сказал ему на ухо Колесник.
Тот воззрился на Колесника в изумлении и отшатнулся от него с ужасом, как от исчадия ада.
4
Всего в семи верстах от Марьяновки приютился Веселый Кут, маленькая слободка с большой помещичьей усадьбой на горе и крестьянскими хатами, которые, как на страже, выстроились в полукруг с одной стороны усадьбы и заглядывали в темные воды большого пруда. По другому склону горы сбегал густой сад и тянулся по всей долине вплоть до дремучего леса. Словно заколдованные рыцари, стояли в этом лесу столетние дубы, высоченные осокори, широколистые клены и темно-зеленые душистые липы, раскинув широкие ветви, одетые густой непроницаемой листвой. Между ними то там, то тут поднималась молодая поросль; тонкие и гибкие деревца ждали только простора и солнечного света, чтобы окрепнуть и самим устремиться ввысь, обгоняя своих старых дедов. На широких полянах кусты орешника и калины до самой земли опустили свои тонкие ветки. Повилика и хмель опутали их длинными своими плетями и, зорко глядя вверх на столетних рыцарей, искали только ветки, чтобы одним скачком ринуться вверх и взобраться по стволу до самой кудрявой шапки, где свили гнездо орлы и слышен был орлиный клекот.
Дремучий, чудесный лес! Вокруг него и над ним ветер веет-повевает, сверху солнышко греет, а в самом лесу всегда тишина, всегда зеленый сумрак, прохлада и тень. Там, в чаще молодых ветвей, развелось множество птиц: звонко чирикают чижи да славки, грустно воркуют горлицы, перекликаются иволги, кукушка кукует, сколько лет кому жить, воробьи кричат как оглашенные, а соловьи на весь лес заливаются, свищут. Слышен издали клекот орла, аист стучит своим клювом, стонет, дико хохочет сова, каркает ворон, и кобчики носятся, как мотыльки, над ветвями и попискивают свою жалобную голодную песню... Птичий гомон стоит в лесу, поет лес, как живой, на тысячу ладов, на тысячу голосов.
Веселое, чудное место! Лучше, удачней названия для него, чем Веселый Кут, и не придумаешь. Много князей было вскормлено здесь, много их вылетело отсюда в свет; но с волей стало княжеское гнездо скудеть, приходить в упадок. Старик Баратов, смежив уста и очи, оставил его на радость молодым сыновьям, которые пропадали в столицах. Да, видно, не манили молодых Баратовых мирный простор и невозмутимая тишина: похоронив отца, они скоро опять улетели прочь. Веселый Кут осиротел. Без присмотра, без надзора стал он приходить в упадок, скудеть. Мощенные камнем, посыпанные песочком дорожки заросли спорышом; перед дворцом, где прежде на чудных клумбах цвели цветы, разрослись бурьян и чернобыль и заглядывали в его наполовину разбитые зеркальные окна. От непогоды и дождей, от буйных ветров облупился и сам дворец; немой свидетель прежней роскоши и тяжкой неволи, стоял он на горе и страшным своим видом пугал слободских детей. Ночью сычи да совы кричали там на всю околицу, а народ говорил, что это черти, и из уст в уста переходили страшные рассказы про всякую нежить, про ведьм, вурдалаков и иную нечисть.