Гулящая

- Никуда ты сама от себя не убежишь, никуда не спрячешься, - покачивая головой, тихо сказала Одарка.

Холод пронизал Христю от этих слов.

- Что же мне делать, Одарка? Как быть? - со страхом спросила она.- И почему мне это раньше никогда не приходило в голову? А теперь из ума не идет?! Я уж думаю, не от сглазу ли это? У нас, ты знаешь, есть бабка Оришка, жена Кирила. Страшная такая. С первого раза ведьмой она мне показалась. И сны на меня насылала такие... страшные сны. В Марьяновке мы посмеялись чего-то, а она и говорит: "Не смейся, не смейся. Тебя горе ждет, тяжкое тебя горе ждет". И с той поры словно душу она мне каленым угольем прожгла... Уж не она ли меня сглазила?

- Бог его знает, Христя, бог его знает. Может, и она. Бывает такой глаз, и слова бывают такие. Зачем же ты ее держишь? Разве нельзя отослать ее?

- Как же ее отошлешь?

- Как? Сказала бы своему старику. Неужели он тебя не послушает? Он ведь, говорят, любит тебя - души в тебе не чает.

Христя задумалась. Некоторое время они шли молча. Вдруг сзади послышался шум, кто-то бежал к ним.

- Мама! Мама! - раздался детский крик.

Одарка и Христя оглянулись. Прямо к ним мчался без шапки мальчик. Голова у него растрепана, глаза горят.

- Вот и Николка,- сказала Одарка.- Выспался, сынок? Что же ты не поздороваешься с тетей Христей? Ручку ей не поцелуешь?

Николка весело подбежал к Христе и протянул ей руку. Та обняла его голову и поцеловала в лоб.

- Какой он большой стал! Не узнаешь.

- А я вас сразу узнал! - ответил Николка.

- О-о! Разве я не переменилась? Не постарела?

- Нет, не постарели. Еще лучше стали - моложе.

Одарка звонко рассмеялась:

- О-о, ты у меня умница! Только вот без шапки по солнцу бегаешь.

- А учитель говорил, что по солнцу хорошо бегать. Что панские дети боятся солнца, и потому они такие бледные, хилые.

Одарка еще громче засмеялась.

- А что там Килина делает? - спросила она.

- Килина уже сняла котелки. Ждет вас, чтобы звать обедать.

- Так пойдем, пойдем поскорее,- заторопилась Одарка и повернула обратно. Христя тоже побрела за нею.

- Мама! и тетя Христя будет с нами обедать?- спросил Николка.

- Вот уж, сынок, не знаю. Коли будет ее милости угодно, что ж, пообедает нашей косарской кашей.

Христя шла позади и молчала.

- Вы, мама, попросите ее обедать. Пусть пообедает с нами. Да и про лес попросите... Знаете, что отец говорил? - подпрыгивая, болтает Николка.

- Тсс! - зашикала Одарка, и густая краска залила ее белое лицо.

Христя поглядела на сына, поглядела на мать и ощутила в сердце холод и горечь. Ей показалось, что за приветливостью Одарки, за ее вежливостью и почтительностью скрывался какой-то тайный расчет, которого она не обнаруживала и о котором так неожиданно проговорился болтливый Николка.

Как ни просила, как ни молила Одарка, Христя не осталась обедать и, попрощавшись, направилась через луга домой.

- А какая важная тетя Христя, как панночка. Я соврал, будто узнал ее, я совсем ее не узнал,- болтал Николка, прыгая на одной ножке, когда они с матерью вернулись под липу.

- Пошел вон! Не приставай, постылый! - крикнула мать и сердито поглядела на сына.- Будто никто не знает, какой ты врун? Не узнал ее, а говоришь, что узнал, а сейчас взял и все выболтал ей. Как ты смел говорить о том, что отец велел сделать? Что я, беспамятная, сама не знаю, когда что можно сказать. Дурак!..- Красная и сердитая, она стала пробовать кашу.

- Совсем несоленая! А говоришь, пробовала? - крикнула она на Килину.

- Я ж как будто по вкусу солила,- робко сказала та.

- По вкусу? Нечего сказать, хорош вкус! Дайка соли! - и она бухнула в оба котелка по целой горсти соли.

Правда, косари, сойдясь на обед, говорили, что каша с сольцой, но Одарка не слышала их. Согнувшись над своим шитьем под толстой липой, она думала: "Уж эти мне ребята! Что ни задумай, как ни прячься от них, а они тут же все разболтают... Уж эти мне ребята!"

10

На третий день Колесник вернулся сердитый и хмурый,- дело о потраве он проиграл. "Что это за судья? Какой он судья? "У вас, говорит, нет ни свидетелей, ни поличного". Зачем же свидетели, зачем поличное? Разве я стану врать? Ты ведь судья! Ты судишь по совести! Значит, я, по-твоему, вру. Ну, доживем мы до новых выборов. Ты у нас, голубчик, кубарем полетишь! Кто тебя выбирает? Думаешь, мужики? Как же, жди, пока выберут!" - ворчал он, ругая и судью, и лесничего, и слобожан.

На четвертый день утром он сидел в комнате и пил чай; Христя хозяйничала за столом. С улицы в раскрытое окно донесся говор: слышен был голос Кирила и чей-то чужой.

- Тут, хлопец, нету такой,- говорил Кирило.

- А мне хозяин и хозяйка велели идти на панский двор и спросить Христю Притыку.

Христя, услыхав свое имя, бросилась к окну. Подошел и Колесник.

Около развалин дворца стоял перед Кирилом молодой парень, держа в руках завязанный в белый платок круглый узелок.

- В чем там дело? - спросил Колесник.

- Да это хлопец из Марьяновки,- ответил Кирило.- Ищет какую-то Христю Притыку. Я ему говорю, что у нас отродясь такой не бывало, а он твердит, будто здесь она.

- Ты, хлопец, чей, от кого? - спросил Колесник.