Гулящая

Не успела она закрыть за собой дверь, как из-за печи показалась хозяйка.

Лицо у нее было бледно, а глаза как угли горели.

– Где ты была? – крикнула она не своим голосом.

Христя, понурившись, молчала.

– Где была, спрашиваю? – еще громче крикнула хозяйка. – Бесстыдница! Тихоней прикидывалась. Недотрога! А сама на шею бросается!

Христя замерла. Только по-прежнему бешено колотилось сердце в груди.

А хозяйка одно долбит:

– То-то я примечаю, что он так любит в гости ходить, а теперь его из дому не вытянешь. Вот почему ему нездоровится. А ты?… Подлая!

Христя подняла голову. Лицо ее побелело, губы дрожали.

– Почему же я подлая? – спросила она.

– А это не подлость – к панычам ходить?

– А вы? Вы? – тихо спросила Христя.

Хозяйка, точно ошпаренная, вся задергалась.

– Что я? Говори!

– Вы же сами давали ему руку целовать.

– Шкура-а-а! – крикнула разъяренная хозяйка и ударила Христю по щеке. Словно кумач, раскраснелась щека от удара. Христя громко закричала.

– Докажи, шкура! – крикнула хозяйка, схватив Христю за волосы.

Христя, как сноп, повалилась на пол.

– Что здесь такое? – спросил вбежавший хозяин.

– Вон! Вон! – визжала Пистина Ивановна, толкая ногой Христю.

– Господь с тобой! Опомнись! – крикнул пан и, бросившись к жене, с трудом оттянул ее от Христи.

– Она… она… – вырываясь из его рук, кричала пани. – Погань! Дрянь! К панычу ходит… И еще смеет… я помешала ей вылеживаться на его постели… такое сказать про меня…

Закрыв лицо руками, Пистина Ивановна заголосила. Дети, услышав плач матери, тоже заревели. Поднялся шум, гам.

А что же Проценко?

Он лежал в постели и слышал, как Пистина Ивановна ударила Христю. Сердце у него защемило. Он соскочил на холодный пол. «Вот еще проклятые, насморк из-за них поймаешь», – сердито проворчал он, снова лег, укрылся с головой и силился уснуть.

До самого утра Пистина Ивановна продолжала браниться.

А Христя забралась на нары, уткнулась головой в подушку и неутешно плакала.

На заре пан один пошел на базар, но пробыл там недолго. Вернувшись, он привел с собой какую-то молодицу.

– Хватит тебе валяться, – сказал он Христе. – Вот тебе твоя плата, и уходи. Мне таких не надо.

И швырнул Христе деньги.

– А ты гляди, чтобы она нашей одежды не унесла, – сказал он молодице. – Все, что на ней, – наше. Пусть свое надевает и уходит.

Когда пан скрылся в комнате, Христя поднялась. Две трехрублевых бумажки лежали около нее.

Она взяла их, судорожно смяла в руке и крикнула в отчаянии:

– Куда же я теперь пойду?

– На улицу, куда же еще? – гнусавым голосом ответила молодица.

Христя пристально взглянула на нее, и слезы у нее сразу высохли. Что-то обдало ее сердце холодом. Она впервые почувствовала и поняла, что жалости ей ждать не от кого. Машинально поднялась, переоделась и, пошатываясь, как пьяная, вышла из дому.

Пистина Ивановна заболела. Так и не собрались гости в назначенный день; кой-кого предупредили, другие услышали о ее болезни и сами не пришли.

У Проценко был сильный насморк, и он не выходил из комнаты. Ему туда приносили чай, обед, пока он не поправился и не переехал на другую квартиру.

Часть четвертая В ОМУТЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Прошло пять лет.

Стояла ранняя погожая осень. Солнце уже не припекало, а ласково грело после длинной прохладной ночи и розового утра. Недавно кончилась жатва, и хлеб свозили с полей; разве только где-нибудь в степи, далеко от селений, еще маячат копны, а то повсюду чернеет зябь, порой сменяющаяся желтой полосой стерни… Пустынно в полях, да и в лесу тоскливо; ветры-суховеи оголили ветви, а ранние заморозки окрасили листву золотом и багрянцем. Птички-певуньи улетели в дальние края.

Жизнь уходила из степей и лесов. Зато в селах с утра до поздней ночи не умолкал стук цепов, намолачивая добротное зерно – дар обильного урожая. Люди спешили закончить работу, чтобы самим прокормиться и кое-что повезти на ярмарку и базары. В городах тоже была суета: мазали, белили, убирали, готовили припасы на зиму. Особенно это заметно было в губернском городе. Да и не удивительно: так недавно закончилась осенняя ярмарка, город был запылен и засорен, весь пропах ярмарочным духом. Надо все тщательно убрать, ибо вскоре должны состояться дворянские выборы, а за ними – губернский земский съезд. С утра до ночи кипела работа, особенно в гостиницах и постоялых дворах. Всюду стук, грохот; метут, белят, моют, красят… Надо как следует встретить дорогих гостей. Это тебе не ярмарочные купцы и лавочники, которые ютятся по пять душ в одной комнате, спят, где придется, едят, что дают; одного чаю целые ведра выпивают… Прибудут дворяне, да самые родовитые, привыкшие широко жить, сладко есть, ни в чем себе не отказывать.