Гулящие люди

На татуре среди избы сидел Конон, опустив голову. Сидел он в одной рубахе ночной, толстого холста, в синих крашенинны-х портках. Руки бронника были скручены за спиной, он, несмотря на холод, вспотел, потому что силился, шевеля руками за спиной, развязать их. Сеньки не узнал, не разглядывал никого, занятый какой-то суровой думой.

Четверо стрельцов в белых кафтанах лазали кто где мог. Двое из них ругались:

– Рухлядь грязная, а в кузне и быть не можно!

– Я, как черт, оттеле вылез!

За столом, где еще недавно Сенька с Кононом обедали, сидел подьячий Земского двора. Уставясь в бумагу, почти водя по ней жидкой бороденкой, закусив седой ус, писал, не глядя ни на кого, иногда дул на озябшие пальцы рук, не глядя на избу, спрашивал:

– А еще что писать? Чего взяли?

– Тут, дьяче, малой жбан пива – так мы разопьем!

– Пейте, да не всё!

– Оставим тебе!

– Вот те спас, уторы останутся!

Сенька коротко подумал, с чего начать. Стрельцы его заметили. Один сказал:

– Стремянным бахвалам не место быть с нами!

– Тоже думают погреть руки! Ехали мимо, а конь привернул…

Сенька выдернул саблю, шагнул к Конону, разрезал веревку, стянувшую руки бронника. Конон удивленно вскинул глаза, признал Сеньку, замычал и улыбнулся, встал на ноги. На него вскинул глаза подьячий, писавший опись взятого, выпустив ус изо рта, закричал, как заблеял по-козлиному:

– Ты, куричий сын, чего шалишь?!

– Делаю то, что надо, а тебе, лычная борода, вот! Чти… Вынув из-за пазухи, Сенька разложил перед подьячим лист князя Одоевского. Подьячий взял лист, бегло оглядел его, неторопливо полез в карман киндячных штанов, достал завернутые в грязную замшу очки, надел на покрасневший от холода нос, прочел внимательно, заблеял, хмуря клочки бровей:

– Беру сие на Земский двор!

– Бери, да обыск останови!

Тем же голосом подьячий приказал:

– Стрельцы, обыск сорван… есть лист большого боярина – не шевелить, покуда што бронника Богданова.

– Завсегда так! Едва лишь рухлядишку перекинешь с места на место, ужо кричат: «Руки убери!»

Конон, шагая по избе, запер дверь, потом сыскал полушубок, накинул на широкие плечи; понял, что обыск остановлен, подошел к одному стрельцу, ловко выдернул из его ножен саблю, оглядел ее и так же ловко, с маху всунул обратно.

– Твоя, новая! – крикнул стрелец, не зная, что бронник не слышит.

Конон подошел к другому и также оглядел саблю, узнал в ней свою и все же сунул в ножны стрельцу. У третьего чуть приподнял и не вытаскивал из ножен. В это время вылез из-за бехтерцев, из угла четвертый стрелец. Конон подошел и к этому. Стрелец не хотел дать вынуть сабли. Сенька крикнул:

– Дай ему глядеть, что взял!

– А ты тут при чем, распорядчик?

– При том! За хищение раздевают и в окно шибают. Стрелец неохотно сам вынул из старых ножен саблю. Сабля была с золотыми разводами по лезвию и рукояти.

Конон вывернул из руки стрельца саблю, воткнул в стену. В углу повозился мало, нашел новую саблю, сунул стрельцу. Тот молча принял. По-хозяйски зорко бронник, похаживая, прибирал разбросанное в углу у дверей, нашел четыре старые сабли, кинутые стрельцами, поднял их, плюнул в железный хлам и выкинул сабли на улицу прямо в снег.

Стрельцы, выходя, подобрали сабли. Подьячий лицемерно крестился на образ в угол, где сидел, читал какую-то молитву, потом, кланяясь, втягивая ус в рот, пробормотал:

– Отписку беру! Дворянину и дьяку передам; с боярином князем сочтемся и, даст бог, еще сюда оборотим.

Сенька ответил ему:

– Когда оборотишь, будем считаться; теперь же просим убираться туда, откуда пришел!

– Добро, стрелец! Не в свое ты дело заехал – придем, сыщем!

Стрельцы давно ушли. Подьячий побрел, оглядываясь и не спеша.

Сенька нашел прежнюю доску и на окне, у которого спал, кусок мелу, написал:

«Крестный твой, князь Одоевский, выручил и брат мой Петр!»

«Спасибо, Семен! Сонного меня взяли – я бы им показал», – ответно Сеньке написал бронник. Он передал мел, Сенька еще написал:

«Живу у брата в Стрелецкой! Скоро туда приди, Конон. Разломай стену, из сундука Таисия вынь кису с жемчугом, принеси к нам. Двор сыщешь так: двор стрельца Лазаря Палыча, а ныне тот двор белой живет, и за его сыном Петром числится. Петр – мой брат, боярской сын».

Конон ответил:

«Кису сыщу, принесу, лишнее замажу там же!»

Сенька с Кононом обнялись как братья.

Сенька, садясь на коня, сказал стрельцам:

– Товарищи, поедем на тот же двор и выпьем вина или браги.

– Добро, добро!

Гулящему старик дворник остриг кудри, подровнял бороду. Сенька надел длиннополый сукман серый. Поместился он во дворе брата в новом домике, выстроенном Петрухой на месте древнего сарая, в котором Сенька, перед тем как уйти к Таисию в Коломну, в ночь смерти родителей ночевал. Тогда на полу сарая он жег огонь, боясь черной смерти.