– Коли брат, садись рядом с женихом! – посадил купец Сеньку, сел близко, еще раз, повышая голос, закричал:– Гей, вы! По-о-давай…
Рядом с дверью в сени открылась другая дверь – уже, и понесли на стол бабы и девки в ситцевых и набойчатых пестрых нарядах блины горой, уложенные на блюдо, кринки сметаны, масла, икру на плоской торели, рыб жареных на противнях, заливное и пук чесноку да горшок хрену тертого.
Подьячий, тряся бородой, мокрой от водки, закричал детским голосом, звонким и режущим слух:
– Спаси, господь! И как тут брюшина выдержит? Ух, бог, помоги управиться!
– Каково придется спине, то и брюшине! – ответил хозяин, наливая всем по широкому стакану луженому водки. – А ну, гости дорогие, единородную и единую дочь пропиваю!
– Где же женишок? – лукаво спросил подьячий, косясь на Петруху и Сеньку,
Ему не ответили. Он прибавил:
– То-то! Брашна много, вина, медов и того боле, а сказка есте: «Воевода в избу, и калачи на стол!»
– Сами не меньше воеводы! Жених наш – боярской сын.
– Ох, ох, до воеводы ехать боярскому сыну – натрет спину! А вот слово тебе подьячего человека, хозяин…
– Ну-у?
– В энтом море богатыри тонут! – Подьячий развел рукой над водкой. – И ведаю я, не впервой. Все мы зальемся, но перед тем, как замокнуть до пупа и лик человечий казить, преже бы было сделать – сговорную исписать… Чернило на поясе, крест на вороту, и голова смыслит…
– Не младени мы! Пивали и мало пьяны бывали, а нынче – масленица, потому и пьем… Зазвонят отцы, кинем все, пойдем каяться.
– Стой, Лука Семеныч! Приказной человек молвит не напусто, – сказал Петруха.
Купец шлепнул по столу рукой, зазвенела посуда:
– Жених – князь! Кто князю непослушен, того казнят. Пиши сговорную!
Гости пили, ели при огнях от образов. Теперь же, по слову хозяина, один из приказчиков сходил на кухню, пришли слуги, расставили на столе зажженные свечи в медных шандалах.
– Добро! – Подьячий из-за пазухи вытащил свиток бумаги, раздвинув посуду, расправил бумагу на столе, перекрестился и, выдернув из узкого горлышка чернильницы смоченное в чернилах перо, прибавил: – За-а-чинаю!
– С богом! – одобрил купец и тоже перекрестился, а подьячий уж выводил скорописью: «Рядная запись боярского сына…»
– Имя?
– Петр Лазарев!
«Петра Лазарева на купеческой дочери Анне Лукинишной Мешкова…»
– Ваше звание, видоки? – обратился подьячий к приказчикам.
– Вавиловы мы! Михаил, Васильев сын, да Яким Васильев же…
– Я – Констянтинов Алексий. Все трое – Мешкова, Луки Семеныча, приказчики.
– Добро!
«Мы, Вавиловы, братаны Михаил да Яким Васильевы сыны, да Констянтинов Алексий, да яз, казенной подьячий Троецкой площади Митрий Петров, и. что нам приказал купец суконные сотни Лука, Семенов сын, Мешков, по своей сговорной грамоте дочерь свою Анну, и мы сговорили с Петром, сыном Лазаревым, дати ему дочерь свою Анну со всем тем, чем благословил отец ее Лука и что написал ей в особной духовной грамоте. А не дадим мы дочерь нашу Анну за него, боярского сына Лазарева Петра, и на том тогда взяти с нас отступного двести рублей по сей записи. А на то послуси казенный подьячий Митрий Петров руку приложил».
– Пишите! – приказал подьячий.
«Яз, Михаил Васильев, сын Вавилов, к сей сговорной записи руку приложил. Да яз, Алексий, сын Констянтинов, к сговорной сей руку приложил. Да яз, Семен, сын Лазарев, стрелец, к сговорной записи руку приложил».
Сенька расписался последним. Перо в его руке втыкалось, царапало и в конце подписи расплющилось. Подьячий поглядел на Сенькину подпись; пересыпая написанное мелким песком из песочницы, снятой с кушака, сказал:
– Буквы ставишь четко и округло, стрелец, да перо держать не умеешь…
– Поучи! Люблю учиться.
– Обучу, коли хошь: в неделю раз пой допьяна, обучу – хошь в подьячие поди!
– Где тебя искать?
– Просто! Ежедень сыщешь ввечеру, после службы, на кабаке Аники-боголюбца.
– Сыщу! – пообещал Сенька.
– Ну, жених, принимай сговорную, а за работу дай три алтына.
– Дорого! – крикнул купец.
Петруха молча сунул деньги в руку подьячего. Сговорную свернул, бережно упрятал за пазуху.
Когда изрядно было выпито, сделалось шумно, и гости запели песни:
Пели приказчики, а подьячий звонко и тонко выпевал, не слушая других:
Купец меж тем вызвал баб, приказал:
– Огни, бабы, на божнице погасить! Огни со стола убрать на воронец и полки! Образа завешать!
Когда было сделано по указу хозяина, он еще крикнул: