Гулящие люди

– Добро тратишь, сынок, а неведомо – примут тебя альбо и так уйдут.

– Ништо, бабушка!

– Тебе куды?

– На Воронеж мекаю, родня там…

Мужики переглянулись. Старший заговорил:

– Кажи ж – виру иматы… кожний.

Младший сказал Сеньке:

– В обоз пошто не принять. Едино лишь в городах, где стоим, у нас торг, и, как повелось, таможное имают… свальное[365] и головное[366] за своих платим мы, а ты чужой.

– Я за себя без спору плачу!

– Кажи ж: а колы пид шляхом жаковаты будут – побегнути треба.[367]

Сенька слушал, но не понял. Наум, допивая водку, засмеялся.

– Чого граешь, дид?

– А того! – Старик похлопал Сеньку по плечу. – Супротив разбоя лучше его вам не сыскать!

– Як же, батько?!

– Зримо – паробок вежливий… – ответил старший, стряхивая с бороды крохи хлеба. – Жичити добре, абы вин ни затяговий?[368]

– Ты не из военных? – спросил младший.

Сенька рассмеялся, тряхнув кудрями:

– Вольной я, из гулящих!

– Борзо справляйся! Идем до воза.

Сенька обнял хозяев и оделся в дорогу. Когда сверх сумы накинул армяк, младший, трогая на его спине горб, прибавил:

– Житло свое ложишь на воз, а по жупану очкур[369] шукаем!

Старуха плакала, провожая Сеньку.

– Уж очень ладной был у нас сынок! Жалко его…

Башкиры и калмыки – лазутчики донесли Разину, что из Астрахани к Яику идет воевода со стрельцами. Разин приказал затворить железные ворота города[370] и от надолбы убрать сторожей. На стене был поставлен дозор из зорких людей, чтоб вовремя известить приход воеводы. Дозор усмотрел, а потом и всем видно стало – воевода пришел со многими воинскими людьми и в версте от Яика поставил подвижной боевой городок. За городком – обоз, за обозом на отдельном холме – свой воеводский шатер. Разинцы ждали гонца. Когда гонец подскакал к стене Яика, встал против моста, Разин вышел на стену. Гонец протрубил в медную трубу и начал кричать:

– Сдавайтесь, воры! Будем за вас бить челом великому государю – я, боевой воевода[371] боярин Яков Безобразов, и воевода астраханский, князь и боярин Иван Прозоровский, чтоб великий государь отдал вам вины ваши, учиненные разбоем.

Гонец замолчал, тогда Разин подал свой голос, который слышен был передовым стрельцам в полуверсте от Яика.

– Посланец воеводин! Доведи своему ватагу, что Разин козаков не держит, а для того, чтоб пошли козаки от атамана к Астрахани, пущай ватаг ваш шлет именитых людей для уговора, мы же ворота им отчиним![372]

Прошел день, настал другой, ясный и холодный, к реке с калмыцкого берега на конях подъехали двое, они слезли с лошадей и стали кричать лодку. Старый казак-перевозчик, объезжая омута, поехал за ними. Разинцы, забравшись на стену, следили, говорили между собой:

– Пошто они в город из-за реки идут?

– К Дайчину Тайше[373] ездили, калмыков сговаривать!

– Ни… Дайчин Тайша у горам у арыксакал… Он барань ехаль делит… – сказал калмык-лазутчик.

– Все же, сдается, они ездили к калмыкам! – сказал есаул Ермилка Пестрый.

Его поддержал Кирилка:

– Свои головы жалеют у стен положить, норовят калмыцкими закласться.

– Верно, Кирилл!

Переехав реку, посланные воеводой прошли надолбы, прошли по мосту, им отворили ворота. Оба вошедшие – в голубых суконных кафтанах с ворворками[374], в боярских шапках, отороченных бобром, с синим бархатным верхом. Оба при саблях, с пистолетами за кушаком. Выйдя на площадь, повернулись на церковь Петра и Павла в воротной башне, сняв шапки, помолились и стали ждать. Караульный у ворот затрубил в рог, окружая пришедших, собирались разинцы. Разин с есаулами вошел в «круг». «Круг» снял шапки, только посланные воеводой оставались в шапках.

– Кто вы? – спросил Разин.

– Мы, вор, послы от воеводы астраханского и от нашего боевого воеводы – боярина Якова Безобразова!

– Послы? А чин каков?

– Какое тебе дело до чина? Ин скажем – я голова стрелецкой, имя крещеное – Семен Янов!

Второй, седобородый, заломив на верх головы шапку и выставив правую ногу в сафьянном рыжем сапоге, прибавил:

– Я – голова, имя мое – Микифор Нелюбов!

– Добре! Говорить моим козакам посланы?

– Посланы, истинно!

– Говорите! Со мной после поговорим.

– С тобой, вор Стенька Разя, нам говорить не о чем! – сказал седой голова.

Оба они встали спиной друг к другу, опустили правую руку, каждый на рукоять пистолета, громко, поочередно, как бирючи, начали кричать:

– Донские козаки! Великий государь по моленью за вас воеводы астраханского, боярина Ивана Семеновича Прозоровского…

– Снимет с вас вины ваши и разбойные дела вам простит!

– А вы должны покинуть воровского атамана Стеньку Разю, отдать оружие стрельцам боевого воеводы боярина Якова Безобразова и идти в Астрахань!

– А где тому порука, што царь отдаст наши вины?! – крикнул есаул Ермилка Пестрый.

В ответ ему закричал старший голова:

– Порука вам – боярское слово крепкое, боярина воеводы Прозоровского!

Блестя на солнце русыми кудрями, тряся головой, громко крикнул Черноярец:

– Боярское слово нам издавна ведомо! Боярин седни надумает, а завтра передумает.

Тогда, видимо желая устрашить, звонким голосом, чуть хриповатым на низких нотах, закричал младший голова: