Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Так как многих привлекает наслаждение от питья вина не менее, чем от еды, тебе следует остерегаться [его], дабы не стать любителем выпить или знающим толк в вине. Избегай всякого питья, которое может опьянить. Пусть питье будет умеренным, таким, чтобы оно не отягощало дух, но устраняло жажду. В детях много жидкости, наполненные молоком и кровью, они редко испытывают жажду. Нет ничего позорнее мальчика, жаждущего вина. Употребление вина, как сообщает Валерий[244], некогда было неизвестно римским женщинам. А что сказать о детях? Неужели мы потерпим, чтобы души детей безумствовали, неужели погубим растущий ум чистым вином? Хотя, по обычаю немцев, нельзя смешивать вино с водой, меня, однако, не убедить никакими доводами, что детям надо давать за обедом вино, не смешанное с водой. Мне известно, что некий человек из богемской знати приучал своих детей с детства, с самой колыбели поглощать много и часто одну лишь Мальвазию и Ривольти [вина чистые и высоких сортов]. Он так говорил: после того как дети станут мужами и будут много пить, никакое вино своим воздействием не лишит их разума. Возможно, так был воспитан Кир младший, который, убеждая лакедемонян вступить с ним в союз, говорил, что сердце у него гораздо крепче, чем у брата, ибо он и пил больше чистого вина, чем тот, и легче переносил. Глупая и пустая осторожность – напиваться всегда, чтобы иной раз не быть пьяным. Те, кто так воспитан, когда очень много пьют, не теряют ума, но ум сохраняют глупый и находятся в постоянном состоянии опьянения. Нет у них памяти, нет пылких дарований, жажды добрых искусств, нет стремления к славе и чести. Но чтобы не казалось, что мы боремся с теми животными, которым дать место среди людей, на наш взгляд, преступно, обратимся к Платону и послушаем суждение того божественного мужа о вине и питье вина. Платон мудро считал, что для восстановления трезвости вина не следует поглощать без разбора, но что души восстанавливают силы и приводятся в прежнее состояние умеренными и достойными перерывами во время питья. Всецело избегать питья вина не следует, так как никто не может достаточно надежно стать вполне воздержанным и умеренным, если жизнь его не испытана опасностями заблуждений среди недозволенных наслаждений. Ведь если тот, кому неизвестны все прелести и удовольствия застолий и кто вообще не принимает в них участия, случайно узнает эти наслаждения, придя по собственной воле, или приведенный случаем, или вынужденный необходимостью, он в скором времени неизбежно увлечется, плененный, и разум его и душа не сумеют устоять[245]. Поэтому мальчика надо защищать от зла вина не отказом от него, как делали египтяне, и не поглощением его допьяна, как нравилось богемцам, но силой и постоянным присутствием духа, и потребление его пусть сдерживается соблюдением меры. В таком случае пусть пиршества, происходящие в твоем присутствии, и в кушаньях и в питье сдерживаются и ограничиваются своими правилами. Умеренные без разнузданности, пусть они не мешают обязанностям души и тела. Пусть не будет там печали, нахмуренных лиц, пусть будет иной раз смех. Не одобряю Красса, который, как пишет Цицерон, смеялся в жизни один раз; Спаситель же, никогда не смеявшийся, был иного свойства, нежели человек. Пусть будет на пирах серьезность, но пусть она не исключает радости. Пусть будут наслаждения, но не ведущие к распущенности. Пусть будут удовольствия от музыки, но не несущие с собой ничего позорного.

7. Какие телесные удовольствия надо обуздывать

Впрочем, поскольку мы до сих пор рассуждаем относительно заботы о теле, следует привести на этот счет сжатое суждение Платона. Он желает уступать [желаниям] тела только для того, чтобы оно могло служить философии. Сказано, на наш взгляд, благоразумно, если в стремлении к философии содержится и забота о государстве. <…> Те, кто старательнее всего заботятся о теле, а душой, которая должна пользоваться услугами тела, пренебрегают, ничем не отличаются от тех, кто со всей тщательностью ищут повсюду возможность приобрести музыкальные инструменты, а искусство же, ради которого приобретают музыкальные инструменты, презирают. [Душу же] напротив, надо оберегать: в самом деле, страсти тела надлежит сдерживать и укрощать как некоего бешеного зверя и безрассудные порывы его, направленные против души, смирять уздой разума. <…> В еде надо заботиться только о том, чтобы телу доставлять необходимое, дабы могло оно заниматься какой-то работой. Словом, желудку надлежит давать пищу не для наслаждения, а для питания. А те, кто думает всегда об обеде и поварах и ради пиров обшаривает земли и моря, угнетен жалким рабством и платит тяжелейшую дань господину. Надо следить, чтобы ты не старался воздавать больше телу, чем благу души; и позорно будет правителю из-за чрезмерной заботы о теле казаться изнеженным. Потребно соблюдать во всякой одежде опрятность, которая не была бы неприятна и слишком тщательна; избегай, однако, дикой и бесчеловечной неаккуратности.