Если повествование о коллизиях человеческого бытия, драматичный и образный рассказ о происходящем будет ограничиваться тем, что позволяет рядовому читателю удовлетворить примитивный интерес к частной жизни других людей, невероятным событиям и потрясающим подробностям, то едва ли окажется возможным причислить «житейские истории» к творческим ресурсам социальной журналистики. Вслед за эксплуатацией жанровых возможностей в качестве развлекательного средства у аудитории появится эмоциональное выгорание и усталость сострадать. Между тем история, имея в своем арсенале такие действенные средства убеждения и эмоционального подключения, как яркие, запоминающиеся образы, волнующую интригу, может менять представление людей об окружающем мире. «Шоковая терапия» житейской истории помогает осознать проблемы, заставляет испытать психологическое потрясение и изменить состояние сознания. В некотором смысле описываемые обстоятельства, являясь отражением, частным случаем, конкретным примером, экспериментальной частью глобальных процессов в обществе, представляют гораздо лучший индикатор общественного сознания, чем сухая статистика, говорящая о социальных проблемах сегодняшней России на языке цифр. Поэтому программа-максимум для подобных житейских историй такова: своим «валом» они должны привлекать внимание к сути социальной динамики. Следует иметь в виду, что культивирование образов нездорового общества без «выписки рецепта», выпячивание скандальной фабулы без анализа проблемы, стоящей за историей, не работает на реализацию назначения жанра – предъявление большой проблемы на маленьком примере; прояснение причин и следствий, благодаря запоминающейся подаче; показ путей возможного разрешения проблемной ситуации.
Социальное расследование.
Этот жанр пока не получил широкого отражения ни в гуманитарной повестке отечественных СМИ, ни в научно-учебной литературе (так, например, в учебнике «Расследовательская журналистика» социальная сфера представлена только социально-бытовыми расследованиями95). Расцвет расследований в прошедшем десятилетии устойчиво ассоциируется с сенсационными разоблачениями в сфере политики, экономики, с криминальными ситуациями. Между тем в социальной сфере достаточно обстоятельств, убедительно говорящих о том, что жанр расследования в гуманитарной повестке способен пережить второе рождение и может быть востребован еще долго. Известно, что картина повседневной жизни, представленная в прессе, многолика и противоречива, но хаотична и не раскрывает истинных причин многих проблем. Глубинного анализа недостает журналистике в целом, социальной проблематике – в том числе. Социальное же расследование дает возможность докопаться до сути происходящего, установить неочевидное, выявить вину конкретных действующих лиц. Смысл материалов этого жанра состоит в том, чтобы, детально проанализировав жизненные перипетии, обнаружить корни проблемы, открыть невидимые связи и причины, лежащие в основе острых конфликтных, подчас неразрешимых и бесконечно повторяющихся конкретных ситуаций. Как предметы, так и масштабы расследования могут быть различными – оно пригодно и для региональной прессы. Все дело в том, однако, что этот жанр требует самой высокой квалификации журналиста, потому что подготовка материала всегда связана с очень сложными познавательными задачами. Иногда приходится многократно возвращаться к поднятой теме, долгое время изучать обстоятельства, привлекая различные источники, сопоставляя экспертные оценки, преодолевая всевозможные препятствия для получения нужных документов и нахождения неизвестных ранее фактов. Результаты компетентного расследования нередко бывают сенсационными. Выявление тенденции, прогноз развития, программа разрешения – все это также вытекает из результатов расследования и, в идеале, составляет его часть. И не зря говорят нередко о расследовании как особом методе журналистской деятельности: он формируется как ответ на те специфические условия, в которых эта деятельность протекает и которые состоят в том, что правда от журналиста участниками событий скрывается (чаще всего осознанно).