Перспективы Индии заставляли работать воображение, но в реальности ни одна страна так не выиграла от американского глобализма, как Западная Германия. После возобновления отношений с Москвой в сентябре 1955 года канцлер Конрад Аденауэр решил не создавать впечатления, что присутствие в Москве дипломатических представительств как ФРГ, так и ГДР указывает на то, что страны третьего мира также должны признать одновременно Бонн и Берлин. Западная Германия повела политику, которая впоследствии получила название доктрины Халлстайна: страны, признававшие ГДР, многое теряли в отношениях с ФРГ[274]
. И дело было не только в престиже. Потеря Силезии, Померании и Восточной Пруссии лишила Федеративную Республику ее самых богатых сельскохозяйственных районов, что заставило Бонн импортировать продукты питания из‐за границы, занимаясь одновременно восстановлением промышленности[275]. В этой ситуации имели значение любые экспортные рынки. Вскоре обесценивание немецкой марки привело к тому, что Бонн получил структурное преимущество в экспорте. Одновременно «корейский бум» и американские приглашения построить инфраструктуру на иностранных военных базах помогали как инженерным, так и строительным компаниям[276]. В 1953 году западногерманские фирмы выиграли конкурс на строительство сталепрокатного завода в индийском городе Руркела; это был «первый большой инвестиционный проект немецкого бизнеса в третьем мире»[277]. В январе 1958 года Бонн командировал аудитора Курта Хендриксона для оказания услуг королевскому правительству Афганистана[278]. Хендриксон отмечал, что в свете «многолетних дружественно-нейтральных отношений… немцы оказываются наилучшим выбором из всех западноевропейцев для того, чтобы выступить с культурно-экономическими инициативами на переднем плане соревнования с Востоком». К 1960 году ФРГ выделяла Афганистану 20 миллионов марок ежегодно и, таким образом, стала третьим по величине донором кабульского правительства после СССР и США[279].Даже после того как в 1961 году было создано Федеральное министерство экономического сотрудничества, призванное консолидировать действия западногерманского правительства, успехи Москвы по-прежнему казались недостижимыми. В 1962 году Ханс Хеллхофф, директор отделения компании «Сименс» в Афганистане, описал в письме сложившуюся ситуацию[280]
. Он считал, что Бонн должен «поддерживать дружеские отношения, которые складывались у нас в течение многих лет и десятилетий с такими странами», как Афганистан, чтобы противостоять «экономическому наступлению восточных государств». Самоуспокоенность Америки и Германии нанесла ущерб интересам Запада и сделала Кабул открытым для советских инициатив. «Результатом, — писал Хеллхофф, — стало то, что с <1955 года> Германия не получила ни одного крупного заказа, в то время как русские взялись за строительство нескольких гидроэлектростанций, которые до тех пор строились исключительно „Сименсом“». Это было крупное поражение. «Каждый большой заказ, потерянный на Востоке, равнозначен проигранному сражению», — заключал Хеллхофф.Проведенная Хеллхоффом параллель между Афганистаном и Восточным фронтом была неудачной, но она показывала, насколько по-иному стали воспринимать Афганистан в мире. Еще пять лет назад Дауду никак не удавалось поднять значение своей страны. Попытки заручиться международной поддержкой проекта «Пуштунистана» не встречали понимания. Теперь, однако, во многом из‐за грубых промахов Даллеса, а также из‐за противодействия Советов и убеждения в том, что холодную войну надо вести в глобальном масштабе, фактор Афганистана стали принимать во внимание. Однако при этом произошла зловещая перемена: в результате советского влияния фантазм о государственном устройстве пуштунов в форме национального государства стал обретать плоть и кровь. Все больше уроженцев восточного Афганистана получали военную и идеологическую подготовку в Москве. Советские наставники спонсировали романтически настроенных националистов — таких, как Нур Мохаммад Тараки. Американская поддержка Пакистану давала Дауду шанс ударить в военные барабаны дома. Афганистан и «Пуштунистан» стали смешивать друг с другом и трансформировать друг в друга в результате холодной войны еще до того, как эта территория стала важнейшим полем битвы.