Гумилёв сын Гумилёва

Для Гумилева тихий и спокойный, воистину застойный 1970 год можно сравнить разве что с 1929-м, 1934-м, 1938-м, 1956-м годами, когда в судьбе Гумилева начинался крутой поворот.

Именно в семидесятые годы Лев Гумилев, доктор наук и старший научный сотрудник НИИ, женатый человек и уважаемый, солидный, хотя и не слишком известный ученый, стал превращаться в того самого Гумилева – возмутителя спокойствия.

Статья Гумилева и Тимофеева-Ресовского предназначалась для журнала «Природа». Это был журнал академический, но не специализированный, а научно-популярный. Отсюда и огромный для научного журнала тираж (к началу 1970-го – 41 тысяча, к началу 1971-го – 49 тысяч).

После географо-геологической серии «Вестника ЛГУ» публикация в «Природе» смотрелась роскошно. Главный редактором был лауреат Нобелевской премии академик Н.Г.Басов.

Первая часть обширной и хорошо иллюстрированной статьи Гумилева «Этногенез и этносфера» вышла в январском (вторая – в февральском) номере «Природы». Статью дополняли этническая карта державы Ахеменидов и карта этноландшафтных регионов, где, по мнению Гумилева, возникали новые этносы. Наталья Викторовна сделала для этой статьи 24 иллюстрации, в основном это были изображения представителей древних народов, населявших Персию V века до нашей эры: вавилонянин, эламит, арий, скиф, согдиец, гондхарец и др. Образцами для Натальи Симоновской послужили знаменитые рельефы царского дворца в Персеполе, одной из столиц Ахеменидов.

Теорию Гумилева заметили. В восьмом номере «Природы» за 1970 год появились первые отклики на «Этногенез и этносферу». Географ Б.Н.Семевский, профессор ЛГУ, непосредственный начальник Гумилева, не стал вникать в сущность проблемы, но счел необходимым поддержать сотрудника своей кафедры. Правда, Семевский осторожно возразил Гумилеву: «Решающее значение для изменения природных условий людьми имеют социально экономические условия человеческого общества. <…> Сводить все воздействие к биологическим и психологическим факторам неправильно», — но завершил свою реплику довольно лестно: «Статья Л.Н.Гумилева – новое слово в науке», — и пожелал автору продолжать исследования. Так же поступил и профессор Дроздов, другой ленинградский географ.

Преподаватель Ленинградского инженерно-строительного института В.Н.Куренной сам был «гумилевцем», а потому его обширная (больше, чем у Семевского и Дроздова вместе взятых) статья посвящена в основном пересказу теории Гумилева с благожелательными комментариями.

Дебют теории, спорной, экстравагантной и совершенно чуждой не только марксистской истории и этнографии, но и вообще русской гуманитарной традиции, оказался удачным. Но радоваться было рано. Вскоре статью в «Природе» прочитают профессиональные историки, этнографы, философы-марксисты, они отнесутся к сочинению Гумилева совсем иначе. Во втором номере «Природы» за 1971 год выйдет новая подборка статей, посвященных теории этногенеза.

Редакция «Природы» поступила дипломатично: две ругательные статьи уравновесила двумя хвалебными.

Востоковед Бронислав Кузнецов не вступил в теоретический спор с этнографами, а проверил теорию Гумилева на знакомом историческом материале – истории Тибета – и сделал такой вывод: рост и падение уровня пассионарного напряжения отлично объясняют и подъем, и упадок Тибета в Средние века. Практика – лучший критерий истины, а значит, «оригинальная концепция взаимодействия природы и общества отвечает на вопросы, поставленные в советской этнографической науке».

Московский географ Юрий Ефремов был единомышленником Гумилева. Он считал человечество «биосоциальным явлением», «неотъемлемым компонентом ландшафтной сферы». Противников такого подхода Ефремов обвинил в «географическом нигилизме»: «Человечество подчиняется не только общественным, но и природным законам; сосуществование, сопроявление этих законов – неизбежная реальность на все времена, пока существует биологический вид Homo sapiens…»

«Географических нигилистов» в журнале «Природа» представляли этнограф Виктор Козлов и археолог Михаил Артамонов – учитель, благодетель, покровитель Гумилева.

Артамонов был даже более резок, чем Козлов. Он принял пассионарность за новый вариант битой-перебитой «теории героя и толпы». Михаилу Илларионовичу не понравилась и гумилевская концепция этноса. У Гумилева этнос представал одним из главных действующих лиц всемирной истории, Артамонов же считал этнос «аморфной структурой», никак не связанной с ландшафтом и не имеющей «четких очертаний». Значение такого явления в истории невелико.