Гумилёв сын Гумилёва

Идея комплиментарности родилась из лагерных наблюдений Гумилева, из его вынужденных занятий «полевой этнографией». Комплиментарность фиксируется и в исторических источниках. Сам Гумилев блестяще доказал, что у китайцев с тюрками и монголами была отрицательная комплиментарность. Но исследовать это загадочное явление трудно, и к тому же сам ученый не свободен от симпатий и антипатий. Ему приходится преодолевать и собственные чувства и стереотипы. Иногда у Гумилева это получалось. Ведь у него самого комплиментарность с теми же китайцами была как раз положительной. В лагере он, как мы помним, охотно общался с китайцами и старался как можно больше у них перенять. Это не помешало Гумилеву оценить отношения китайцев и «северных варваров» объективно и справедливо. Но положительная комплиментарность еще сыграет с ним не одну злую шутку.

Гумилев не только ввел новое понятие, но и, верный себе, попытался объяснить его, открыть и понять его природу. В принципе можно было ограничиться ссылкой на несходство и несовместимость стереотипов поведения, но ведь комплиментарность, как Гумилев мог судить из своих лагерных впечатлений, иногда проявлялась еще до настоящего знакомства, при первых же контактах между людьми. Путь уводил исследователя или в мистику, или в дебри биологии и биофизики.

Гумилев, убежденный позитивист, выбрал, разумеется, второе, используя понятие биополя, которое ввел в оборот российский биолог Александр Гурвич. Работы Гурвича не были ни паранаучными, ни бесперспективными, но они все-таки оказались в стороне от самых успешных и быстроразвивающихся разделов биологической науки. Зато введенное Гурвичем понятие «биополе» каким-то образом (возможно, благодаря статье в Большой советской энциклопедии) пошло «в народ» и обрело неожиданную популярность у разнообразных экстрасенсов, эзотериков, шарлатанов и просто сумасшедших. Эти люди, далекие от биологии и химии и вообще не понимавшие смысла понятия «поле», так часто и охотно использовали введенный Гурвичем термин, что в конце концов совершенно дискредитировали само понятие биополя. Теперь культурный и образованный человек, услышав это слово, невольно морщится.

О биополях Гумилев узнал от своего давнего, еще с тридцатых годов, знакомого Бориса Сергеевича Кузина.

Борис Сергеевич был русским ученым старой, еще дореволюционной культуры. Его интересы не ограничивались биологией. Кузин считал, что ученый, «которому неведома одержимость прекрасным и в котором великие произведения искусства не вызывают более сильных переживаний, чем хороший обед», никогда не скажет «великого слова в биологии».

Помимо современных европейских языков Кузин знал древнегреческий и латынь. После революции, когда латынь перестали преподавать, Кузин ходил заниматься к старому латинисту, потому что хотел читать Горация в оригинале.

Кузин хорошо знал и современную литературу. Отправляясь в экспедицию, он брал с собой пару сборников Пастернака. С Мандельштамом Кузин даже подружился и попал из-за его злосчастного стихотворения в лагерь.

Свой срок Кузин отсидел в Казахстане, где его вскоре оценили как незаменимого специалиста. В Казахстане Борис Сергеевич защитил докторскую диссертацию и стал так известен в научных кругах, что академик Несмеянов рекомендовал его директору Института биологии внутренних вод Папанину. Тому самому легендарному полярнику, адмиралу, о котором в СССР сочиняли стихи и пели песни. Папанин был человеком смелым и независимым. Он пригласил Кузина на должность заместителя по научной работе:

«— Собирай бумаги и приезжай!

— Да ведь паспорт у меня хреновый.

— Х… с ним, бери хреновый паспорт и приезжай!» — вспоминал Кузин.

Должность заместителя директора института по научной работе Кузин занимал последние 23 года своей жизни.

Гумилев возобновил дружбу с Кузиным только во второй половине шестидесятых (первое сохранившееся письмо датировано январем 1966-го). Адрес Кузина Гумилев взял, вероятно, у Надежды Мандельштам, с которой Борис Сергеевич переписывался много лет. Гумилев не без удовольствия приезжал в Борок (Ярославская область), где размещался Институт биологии. Папанин создал сотрудникам такие условия, что восхищенный Гумилев назвал их быт «постпоместным».

Из письма Л.Н.Гумилева Б.С.Кузину. 17 июня 1967 года:

«Дорогой Борис Сергеевич! <…> Уезжать от Вас мне очень не хотелось. Было так хорошо, что и сказать нельзя. <…> Вспоминаю о Борке как Мильтон о потерянном рае. <…> Спасибо Вам, дорогой, милый друг, за прекрасные дни, беседы и очарование постпоместной жизни».

Разумеется, Гумилев ездил в Борок не отдыхать. Кузин после смерти Гурвича остался, если не считать зоолога Евгения Смирнова, единственным в СССР ученым, всерьез интересовавшимся теорией биологических полей. Он дал прочитать Гумилеву свою рукопись. Гумилев даже хотел помочь Кузину с публикацией этой статьи, но почемуто этого не сделал. Ее напечатают лишь в 1992 году в журнале «Вопросы философии», когда Бориса Сергеевича уже давно не будет на свете.