Гумилёв сын Гумилёва

Впрочем, Гумилева военных и первых послевоенных лет в антисемитизме как будто никто и не думал подозревать. Среди его знакомых по-прежнему было немало евреев. Евреи встречались и среди его новых солагерников. Как мы помним, уголовники даже приняли Гумилева за еврея. Впрочем, Льва Николаевича это привело в ярость: «Если только этот тип еще раз обзовет меня жидом… я ему яйца оборву!..»

После возвращения из лагеря и вплоть до конца шестидесятых у Гумилева не переводились если не друзья-евреи, то по крайней мере хорошие знакомые. Историк Ренессанса Матвей Гуковский вместе с Артамоновым покровительствовал Гумилеву в Эрмитаже и даже защищал его монографию «Хунну» от критики востоковедов. Поэт Матвей Грубиян по-дружески советовал Гумилеву заняться переводами. Историк-русист, сотрудник Публичной библиотеки Даниил Альшиц познакомился с Гумилевым еще в 1956-м. Они вместе ходили обедать в ресторане «Северный» на Садовой улице, обсуждали вопросы древнерусской истории. От Альшица Гумилев и почерпнул идею датировать «Слово о полку Игореве» XIII веком, хотя сам Гумилев, как мы помним, пошел гораздо дальше. Альшиц присутствовал и на защите Гумилева, где увидел редактора издательства «Восточная литература» Тамару Мельникову, свою будущую жену. Даже много лет спустя Даниил Натанович называл Гумилева «человеком высочайшей эрудиции, глубокого тонкого ума и яркой талантливости», удивлялся, как Гумилев, чья жизнь с самого детства «была переполнена и незаслуженными огорчениями, и тяжелы ми душевными переживаниями, не говоря уже о многочисленных мучениях в тюрьмах и лагерях», сумел сохранить доброжелательность, улыбчивость и чувство юмора.

Вряд ли еврей стал бы писать так о закоренелом антисемите. Иосиф Бродский, не раз встречавшийся с Гумилевым в середине шестидесятых, тоже не упоминал о его антисемитизме.

Правда, уже в 1966 году Ирина Пунина отговаривала Евгению Самойловну Ласкину, сотрудницу журнала «Москва», встречаться с Гумилевым, потому чтоде «Лев Николаевич не любит евреев». Но когда Ласкина пересказала этот слух Лидии Корнеевне Чуковской, та усомнилась: «Правда это о Леве? Или нарочно распускаемая ложь?»

Во время «пунических войн» на стороне Гумилева выступили Надежда Мандельштам, Иосиф Бродский, Эмма Герштейн, Анатолий Найман и даже Михаил Ардов – практически все «еврейское окружение» Ахматовой, кроме Виктора Ардова. Эмма Гер штейн в суде так непреклонно защищала права Гумилева, что кто-то из «гумилевского» лагеря предложил читать ее фамилию как «Фрауштейн», то есть «фрау камень».

Но в шестидесятые годы Гумилев еще не разорвал отношений с друзьями-евреями. Напротив, евреи оставались в числе самых близких к нему людей. Эмма Герштейн запомнила характерный эпизод. Это было в тот самый день, когда тело Ахматовой привезли в Ленинград: «Гроб выносят и ставят на грузовик. На его высокой платформе уже стоит сын Ахматовой Лев Николаевич. В это время Надя (Н.Я.Мандельштам. – С.Б.) безоглядно бросилась к Леве, и там, на высокой платформе грузовика, они обнялись и плакали».

Правда, в восьмидесятые годы Гумилев как будто позабудет о помощи ахматовских друзей-евреев. Напротив, именно евреев он обвинит в своей ссоре с матерью. Достанется даже Эмме Герштейн. Ирину Пунину, своего заклятого врага, Гумилев тоже уличит в связях с мировым еврейством: «…всё имущество моей матери, как вещи, так и то, что дорого для всего Советского Союза, — ее черновики, было захвачено ее соседкой Пуниной (по мужу Рубинштейн) и присвоено ею себе».

Роман Альбертович Рубинштейн, человек милейший, особой роли в «пунических войнах» не сыграл. Судя по воспоминаниям Анатолия Наймана, муж Пуниной был скорее фигурой комической. Но Гумилев принципиально подчеркнул «еврейский след» в таком важном для него деле.

Фразу о «Пуниной (по мужу Рубинштейн)» Гумилев произнес в 1987 году, ему исполнилось уже семьдесят пять лет. Известно, что с годами одни пороки исчезают, другие же разрастаются, как поганые грибы. Гумилев семидесятых – восьмидесятых вновь обрел дурную репутацию. На сей раз не без оснований.

Михаил Давидович Эльзон, даже работая над первым научным изданием стихов Николая Гумилева, не решился обратиться к его сыну именно из-за репутации Льва Николаевича: «…я не рискнул в свое время обратиться к человеку, любимым высказыванием которого (по легенде) было: "Русскому больному – русский врач" (свидетельство заведующего редакцией издательства "Наука" В.Л.Афанасьева)».

Если верить радиожурналистке Людмиле Стеклянниковой, Гумилев даже говаривал, будто «у Сталина было одно правильное дело – дело врачей».

Встречались у Гумилева и другие высказывания в том же духе, но это самое поразительное. Он был уверен, что евреи всех талантливых русских «берут на заметку» и «не дают им ходу», по этой причине не дают хода и его трудам. Сергею Семанову, известному русскому националисту, Гумилев сказал однажды: «Вы же понимаете, почему меня так поносят евреи?»