Гуннхильд, северная невеста

– Я? – Холдор почти оскорбился. – Я и не думаю о нем говорить! А вот иным больше не о чем! – Он выразительно потыкал пальцем в сторону двери. – И я бы не советовал тебе, конунг, привечать разносчиков этой заразы, а то скоро от них не будет проходу! Сейчас епископ учит жить твоих рабов, всякого дерьма нальет им в уши! Если дальше так пойдет, то он попытается начать учить жить и тебя самого!

– Эй! – Горм хлопнул в ладоши. – Позовите сюда епископа!

– Ты хотел говорить со мной, конунг? – учтиво осведомился Хорит.

– Люди говорят, ты учишь жить моих рабов. Хотелось бы мне знать, про что ты такое с ним толкуешь и чего мне от этого ждать?

– Не выйдет для тебя ничего худого, конунг, если я поведаю твоим людям о Господе нашем Иисусе Христе, – улыбнулся Хорит. – Наоборот, вера Христова приносит людям величайшее благо, как бедным, так и знатным и могущественным.

– Какое же добро она может принести знатным людям? – недоверчиво хмыкнул Горм. – Всем известно, что Один дает нам удачу в сражениях, добычу и славу, а что еще нужно достойному человеку?

– Все это бредни! – отрезал Холдор. – Я уже немало этого слышал от разных там… – Он бросил на епископа недобрый взгляд, но тот остался совершенно невозмутим. – Они ж толкуют, что искать славы и добычи плохо – того, кто заботится о своей чести и богатстве, этот их бог хочет наказывать.

– Но…

– Помолчи пока! – рыкнул старый хёвдинг. – Я слышал, что ты говорил! Последние, дескать, станут первыми, на небе эти вонючки сядут выше знатных хёвдингов! Спрашивается, зачем им сейчас повиноваться конунгам, если бог все равно их не ценит?

– Ты слишком мало услышал из моих речей, – терпеливо поправил епископ. – Отцы святой церкви Христовой учат, что всякая власть от Бога, а значит, неугоден Богу тот, кто не повинуется тем, кто над ним поставлен – то есть конунгу и преданным ему хёвдингам. Наоборот, заслуга и добродетель бедных и простых людей в том, чтобы во всем повиноваться своему конунгу, а если что-то идет не так, как им хочется, то за всякое утеснение и нужду в земном мире Господь воздаст им в жизни будущей и вечной! Теперь ты сам видишь, конунг, что земным властителям в их деяниях Христова вера несет добро и помощь, и многие короли, что уже приняли Христову веру, далеко не так глупы, как может показаться на первый взгляд.

Когда епископ отошел на зов Горма и между ними началась беседа, Гуннхильд почувствовала, что кто-то легонько тянет ее за подол. Обернувшись, она увидела дочь Кетиля – та подползла и села рядом на полу, сжавшись в комок и будто стараясь стать как можно более незаметной.

– Сегодня в полночь! – прошептала, почти выдохнула она, и Гуннхильд едва разобрала ее слова. – Приходи за отхожее место.

– Зачем?

– Там будет человек твоего брата. Ты видела его вчера.

– Халле? – шепотом ахнула Гуннхильд.

– Не знаю, как их зовут. Твой брат и два его человека живут в том доме, где ты вчера была, они приехали с нами, на том же корабле. И он увезет вас ночью.

– Мой брат здесь? – Гуннхильд едва удержалась, чтоб не зажать себе рот ладонью.

– Да, он приехал за тобой. Ты выйдешь сегодня ночью за отхожее место, человек перелезет частокол и поможет тебе. Там снаружи будет ждать твой брат. И вы уедете.

Вести эти вызвали в душе Гуннхильд и радость, и надежду, и тревогу.

– Но я… А бабушка? А королева Асфрид? Как же я ее брошу?

– Не знаю. Говори об этом с твоим братом. Он велел передать тебе, чтобы ты выходила в полночь к отхожему месту. Больше я ничего не знаю. И так, если узнают, что мы помогаем вам, нам с отцом наденут по мешку на голову и утопят. Или повесят. Или затравят собаками.

– Но ты можешь пойти к нему и передать от меня кое-что? – Гуннхильд в волнении едва не схватила нищенку за тощую грязную руку, но сдержалась: в гриде было полно народу, но, на их счастье, богословская беседа еще продолжалась.

– Могу.

– Иди прямо сейчас и скажи, чтобы мой брат сам пришел туда, за отхожее место! Я должна сначала поговорить с ним!

– Это ваше дело. Мы передадим.

В волнении Гуннхильд встала и торопливо пошла в женский покой. Пока Тюра с дочерью и невесткой следили за беседой, здесь сидели только Асфрид и служанки. Подсев к бабушке, Гуннхильд шепотом на ухо рассказала ей обо всем. О том, что Гуннхильд вчера видела Халле Тощего, Асфрид уже знала. Теперь они обе убедились: вовсе не случайно он здесь появился!

Выслушав внучку, Асфрид какое-то время сидела молча. В полутьме покоя не было видно, как она побледнела, но Гуннхильд заметила, что бабушка переменилась в лице.

– Он здесь… – Асфрид сжала ее руку, и Гуннхильд почувствовала, что пальцы бабушки дрожат. – Приехал за тобой… всего с двумя людьми, на чужом корабле… Рагнвальд… ведь он почти последний мужчина в нашем роду!

– Ты думаешь, ему не стоило ради меня ставить себя под удар? – без малейшей обиды или себялюбия так же шепотом отозвалась Гуннхильд.

– Нет, стоило. – Бабушка кивнула. – Они с Олавом понимают, что через тебя, если ты останешься у Горма, могут навсегда потерять все права на Слиасторп.

– Но я не хочу уезжать без тебя!