Гунны

А что? Можно попробовать. Мне сейчас всего тринадцать лет. Теоретически я вполне могу прожить в добром здравии и уме еще, как минимум, лет пятьдесят-шестьдесят. А за это время можно создать мощное государство с сетью городов и развитой торговлей».

– Гай! – крикнул я. Первая моя мысль была о нем как о представителе нации, создавшей Римскую Империю. Руками легионеров Рима были построены сотни городов и тысячи километров дорог существующих еще и в мое время.

– Гай! – снова позвал я центуриона. Гай вышел в распахнутые двери юрты, за ним последовали близнецы.

– Присаживайся, – сказал я ему. Иргек и Ирек тоже сели рядом, с интересом смотря на меня.

– А я вас не звал, – сказал я близнецам.

– Да ладно, нам просто стало интересно, что ты придумал в этот раз. Обычно, когда ты так неожиданно начинаешь звать кого-то, то мы сразу же начинаем побеждать ханьцев, Буюк уезжает в Согд и сажает на трон рабов, находим золото там, где его вообще не должно было быть. Вчера ты отпустил Чен Тана. И мало того что ты освободил его, ты отправил с ним пять тысяч пленных ханьских солдат, еще дал им тысячу лошадей и вдобавок десять тысяч комплектов оружия и вернул им все арбалеты! А оставшееся оружие отдал кузнецам на переплавку и сейчас они куют какие-то странные доспехи. Никто из вождей не стал возражать, так как все, что ты придумывал пока идет на пользу нам. Хотя у всех возник один вопрос. Зачем отпускать и вооружать извечного врага, который хотел только недавно убить тебя? Вот и сейчас нам интересно послушать, что ты надумал снова.

Я, пропуская их слова и видя бесполезность дальнейшего спора с ними, обратился к римлянину:

– Гай, четырнадцать лет назад в битве у города Кар в Сирии двенадцать тысяч легионеров попало в плен к Парфянам. Скажи сколько сейчас вас осталось? Только не начинай кипятиться, это чисто деловой вопрос и ни в коем случае не хочу оскорбить тебя, – добавил я, увидев, как скривилось лицо Гая.

Гай, сначала задумался, потом глубоко вздохнув, покраснел, и, не выдержав, захохотал:

– Прости, царь, но твое сравнение моего скверного характера с котелком для кипячения воды показалась мне очень забавным, – сказал он, отсмеявшись, а затем продолжил, при этом еле сдерживая невольно появляющуюся улыбку на своем лице:

– Три года назад, когда я покидал лагерь, там оставалось чуть больше восьми тысяч легионеров. Больше двух тысяч умерли от болезней и мелких стычек со скифами у восточных границ Парфии. Сто двадцать четыре легионера погибли здесь, в бою с солдатами империи Серес.

– А где расположен ваш лагерь?

– Отсюда примерно в восьмистах милях юго-западнее и в пятидесяти милях восточнее парфянского города Маргуш, в стране под названием Маргиана.

– И как, нравится вам там?

– Ты снова шутишь, царь?

– Нет, просто хочу понять, что вас может держать там? Есть ли у легионеров надежда, что они еще смогут вернуться в Рим?

– Последней надеждой было то, что Юлий Цезарь готовился отомстить за поражение Красса, но ты сказал, что он убит, а не верить тебе у меня нет оснований. Все, что ты сказал, выглядит столь убедительно, что все находящиеся здесь легионеры поверят тебе. Но даже если бы и была надежда, то половина из всех находящихся здесь римлян предпочтет выбор остаться и погибнуть здесь, в тысячах милях вдали от родины, чем позорное возвращение в Рим и жить там изгоем. Нас, после плена снова служить в легионы не возьмут. Нас даже не каждый ланиста наймет теперь. И что нам делать в Риме? Жить на горбах своих родственников и позорить их? Я уж точно не вернусь. Тем более, как ты сказал, мой брат сейчас триумвир, а значит один из владык Рима, и его враги могут использовать мой позор ему во вред. Пусть уж лучше я умру в скифских землях и в памяти римлян буду героем, погибшим во славу Рима.

– Слушай, Гай. Я не хочу тебе врать и потому сообщу. Сейчас, вот прямо сейчас, Марк Антоний во главе тринадцати легионов, десяти тысяч арабской конницы и вспомогательных войск из числа армян, переправился через реку Тигр и идет скорым маршем на мидийскую столицу Фараспу, где правит вассальный парфянам царь Артвадс. Но его постигнет неудача в результате того, что Антония предадут армяне. Парфяне сожгут обоз и все осадные машины. Конечно, не будет такого сокрушительного поражения как у Краса, и он сохранит армию, но поражение есть поражение. Вы не успеете на помощь к нему, – добавил я, увидев, как он встрепенулся, – даже если Фортуна будет к вам настолько благосклонна, что позволит пройти через контролируемую парфянами территорию в четыре тысячи миль. Но я все же склоняюсь к тому, что Парфяне, озлобленные нападением Антония и вашим восстанием, убьют всех вас.

Центурион, глубоко вздохнув и тяжело выдохнув, согласно покивал.

– Гай, как думаешь: легионеры захотят переселиться еще дальше на восток? Поселиться здесь, в этом городе, Таразе?

На вопросительные взгляды близнецов и Гая я ответил: