Гунны

Переводчица усмехнулась: ну да, конечно, а то она без Иванова не знает, что спрашивать! Что-то сказала слуге. Тот принялся рассказывать, быстро и сбивчиво, отчаянно жестикулируя и время от времени хлопая себя по коленкам. Эля переводила абзацами, и в подробностях вышло так…

Адальберт отыскал девчонку довольно быстро – знал, где смотреть: либо у шатра хозяина, либо у временного обиталища госпожи Ильдико. Увидел в орешнике, подошел, поздоровался.

Гримунда была одета в тонкое льняное платье, подпоясанное простой веревкою и крашенное крапивой. Довольно старое, выцветшее, или, может, недавно постиранное, хотя вещи в те времена стирали редко. Поверх платья – жилетка из овчины, желтая от старости и кое-где траченная молью. Рыжеватые волосы девчонки были убраны под суконную шапку, грязную и натянутую до самого лба.

Что еще сказать? На запястьях – дешевенькие браслетики из синего витого стекла, какие в больших количествах привозили римские купцы, обменивая на сушеные грибы, орехи и прочее. Бусы из тех же орехов. Острый подбородок, вздернутый нос, веснушки – не по всему лицу, но вполне даже заметные. Никакой обуви – босиком. Так ведь и правда, не зима же?

– Здравствуй, Гримунда, – подойдя ближе, еще раз поздоровался Адальберт. – А я вот тебе подарок принес!

– Подарок?! – Девчонка удивленно вскинула очи. – А что, сегодня праздник какой? День урожая? Или день лесных духов? Богинь светлых ручьев?

– Да нет. Обычный сегодня день, никакой не праздник. На вот, возьми… – Мальчишка протянул гребень. – Бери, бери. Просто так. На память.

Гримунда несмело взяла гребешок. Изящной работы, с инкрустацией золотом и жемчугом, он сиял в лучах солнца так, что слепило глаза. Словно загадочный посланец из какой-то иной, неведомо-прекрасной жизни, где нет постоянных побоев и издевательств, где не нужно трудиться изо дня в день, прислуживать злобной госпоже, угождая во всем и пряча слезы. Плакать можно было лишь по ночам, украдкою, тихо-тихо, чтобы не разбудить госпожу и других служанок. Если те донесут, расскажут, плеть из лошадиной кожи не раз и не два прогуляется по тощим девичьим плечам, как уже бывало не раз.

Юная жрица Вильфрида обожала сама наказывать слуг. За малейшую провинность, без всякой пощады, пока не устанет рука. Пару девчонок она уже забила до смерти. Никто ничего не сказал. Да и не узнали, это ж были не свободные девы – рабыни, цена которым, как за редиски пучок.

– Это… мне?

– Тебе, тебе!

– Ты издеваешься, да? – Большие серо-голубые глаза девушки сузились в гневе. – Вот уж спасибо, старый дружок! Явился, чтобы насмехаться, чтобы обидеть. Сам-то вон какой… ходишь в башмаках… А я…

– Да что ты, Гри-Гри! – разволновался мальчишка. – Это точно тебе. Правда-правда. Клянусь Донаром, Воданом и еще хвостами озерных нимф!

Это была хорошая, добрая клятва. Хвостами озерных нимф обычно клялись близкие друзья. Какими и были Берт и Гри-Гри когда-то в далеком детстве. Хотя не в таком уж и далеком. Взрослыми становились в тринадцать лет. Уже можно на собрание-тинг, уже ответчик на суде, уже воин. Или слуга, как вот Берт и та же Гримунда. А сколько лет прошло после тринадцати? Год-полтора уже, однако!

– Значит, мне… – Девчонка смахнула набежавшую слезу. – И куда ж я его дену? Все же увидят… И что скажет госпожа? Что я этот гребень украла. Велит наказать. Да нет, сама накажет! Знаешь, как она бьет? Нет, не то чтоб рука у нее тяжелая… Просто злости, исступления много. Недаром черная ведьма! О, боги, как же я ее боюсь!

– Ты этот гребень никому не показывай, – оглянувшись, тихо промолвил Берт. – Просто владей. Спрячь его где-нибудь в рощице или на берегу, в каком-нибудь укромном месте.

– Ой, Бертик! – Девчонка хлопнула в ладоши. – Я знаю такое место! Старый дуб недалеко от озера. Там дупло. Много чего спрятать можно.

– Вот-вот, – одобрительно закивал подросток. – Будешь приходить, смотреться в озеро, расчесываться. Можем прямо сейчас и пойти! Если, конечно, тебя хозяйка не хватится.

– Не хватится. – Гримунда вдруг помрачнела. – Она мне поручила тут кое-что… Кое за кем последить: что делают, куда ходят. За твоим хозяином, к слову сказать! И еще за гуннской госпожой Ильдико.

– Ну и вот, Гри-Гри! О хозяине я тебе и так все расскажу! Правда-правда.

Уговорить девчонку оказалось несложно. Никто ведь за ней не следил, наоборот, она следила. Неумело, но вполне в духе людей раннего средневековья, подмечавших каждую мелочь, даже, казалось бы, самую несущественную. Еще бы, ведь от таких мелочей часто зависела жизнь.

Госпожу свою, черную жрицу Вильфриду, юная служанка ненавидела и очень боялась. Жрица постоянно истязала своих рабынь, и, похоже, ей это нравилось. Гримунда давно б сбежала, если б было куда… и если б было с кем. В те времена одиночки не выживали, стать изгоем – верная смерть. А вот поменять род, племя – это было можно. Не так уж и часто, но случалось. Тем более во времена Великого переселения народов, или, говоря попросту, в эпоху гуннских и германских нашествий.

По пути к озеру девчонка пустилась в воспоминания.