Гунны - Кровь Дракона

Первой проснулась девушка, вышедшая с большим казаном в руке из крайней юрты всего в метрах ста от меня. Она, выйдя, сразу же, поклонилась в приветствии в сторону солнца и потому не заметила стоящих совсем рядом воинов. И только разогнувшись, увидела нас. Тревожный крик, которым она хотела предупредить об опасности, прервала торчавшая из ее горла стрела, пущенная воином стоящего рядом с Токсабом. В следующую секунду, по взмаху его руки, девяносто тысяч всадников разом обрушились на все еще спящий город Кокана…

* * *

— Богра, твой отец отомщен. — Сказал торжественно Токсаб, после того как у ног моего коня положили в ряд больше дюжины окровавленных тел.

— Кто это? — Ответил я почти шепотом, с трудом выдавив из себя эти слова.

Я почти оцепенел от того ужаса, который сотворили сейчас кочевники над своими же соплеменниками. Всего за час, воины уничтожили, пусть и кибиточный, но город, не только с его защитниками, но и со всеми кто проживал в нем, вместе с женщинами, стариками и даже детьми. И, так как это были мои воины, то прямым виновником истребления десятков тысяч мирных жителей я стал считать себя.

— Этот вот — Кокан, а остальные его сыновья и дочери…

— Зачем надо было убивать их? — Перебил я Токсаба.

— Ты дал клятву Тураки Хатун, и скоро ты ее полностью сдержишь…

— Я не про них, — снова перебил его я и, показав рукой на разоренный город продолжил, — я о его жителях.

Токсаб удивленно посмотрел на стоящего рядом Иргека. Тот ответил недоуменным пожатием плеч, но все же произнес:

— Каган, жители ставки Кокана изменники, предавшие твоего отца и народ гуннов.

— Они не предавали свой народ, а всего лишь последовали за каганом, хотевшего мира для всех гуннов. — Прошептал я и, не вникая в то, услышали ли они меня или нет, развернул коня в сторону от побоища.

* * *

…Вот уже в который раз мне снились кадры из документальной хроники «Нюрнбергского процесса», где на скамье подсудимых среди нацистов был и я. Главным военным преступником вдруг объявляют меня. Все двадцать три обвиняемых фашиста поворачиваются ко мне и, показывая в мою сторону пальцами в один голос произносят «Ты совершил преступление против человечности, ты совершил зверства…». Затем, из-за спины Германа Геринга выходит девушка, в которой я узнаю ту гуннку, убитую телохранителем Токсаба. Она подходит ко мне, медленно вытаскивает стрелу из горла и также медленно протыкает ею мою грудь, вонзая все глубже и глубже в легкие. Я начинаю тяжело и лающе кашлять и от невыносимой боли в груди просыпаюсь.

— Вот же черт! — Прошептал я, пытаясь подняться, но не смог. Все тело охватила мерзкая слабость.

Тут мою голову приподнимают чьи то заботливые, крепкие и одновременно с этим нежные руки.

— Господин, выпей. — Слышу знакомый женский голос и к моим губам подносят чашу. Я стараюсь оттолкнуть ее.

— Мазайя, это ты? — Спрашиваю я, пытаясь рассмотреть в темноте лицо девушки.

— Пей, — настойчиво потребовала она, снова поднеся чашу к моим губам, — станет легче.

Я начинаю нехотя пить, на вкус немного сладковатую и теплую жидкость.

— Что это?

— Это молоко қулық бие[31]. Пей же все, до дна. — Ответила она с легким раздражением.

Удивленный приказным тоном женщины я нехотя продолжил пить. Затем, она, убрав опустевшую чашу, уложила мою голову на подушку и укрыла меня одеялом из шкур каких-то животных.

— Ты не Мазайя! — Прошептал я, и перед тем как снова свалиться в свой бредовый сон, услышал в ответ только ухмылку…

* * *

— Ну, как он? — Спросил Токсаб зайдя в юрту и стряхивая снег со своей тигриной шубы прямо на редкий персидский ковер, устеленный по всему полу.

— Бредит, — ответила Айбеке, — говорит, что-то во сне на не понятном мне языке. Вот, опять он начал…

— Замолчи! — Резко приказал Токсаб, прислушиваясь к бормотанию молодого кагана.

— Странно. — Прошептал спустя несколько минут верховный жрец гуннов, сморщив лоб, вспоминая о чем-то.

— Что-то плохое? — Встревожилась Айбеке.

— Не знаю. Но я слышал похожую речь еще в своей молодости, далеко от этих мест. За тысячи фарсангов к западу от нашей ставки, и еще дальше к северу от кочевий сколотов, в бескрайних лесах живет небольшой народ, не знающий единого правителя над собой.

— Он беседует с духами этого племени?

— Не думаю, — протяжно ответил верховный жрец гуннов, — язык похож, но это не он. Скорее всего, его разум терзают демоны Долины Смерти. Они пытаются ослабить его волю, вызвав болезнь легких, и тем самым лишить его жизненных сил для сопротивления им.

— Но почему только он? Ведь мы все были там вместе с ним?

— Его сглазили. Ты заметила, что он не носит никаких оберегов и амулетов? Вот, поэтому злые чары демонов и смогли добраться только до него.

— Но ему не нужны амулеты! Его ведь оберегает сам Тенгри и его небесный сын Кок Бори!

— Да, очевидно, он находится под благосклонностью Отца нашего. Но не все в его руках. Даже Тенгри не будет спасать человека, который сам не желает поднять щит и отразить удар меча врага.

— И что же нам теперь делать? — Печально вздохнула Айбеке.