Гунны — страх и ужас всей Вселенной

«Как скоро Вигила прибыл в то селение, где имел пребывание Аттила, он был окружен приставленными к тому варварами, которые отняли у него привезенные Эдекону деньги. Вигила был приведен к Аттиле, который допрошал его, для чего он вез столько золота? Вигила отвечал, что он заботился о себе и о спутниках своих, и хотел, при отправлении посольства избегнуть остановки на дороге, на случай недостатка в съестных припасах, или в лошадях и вьючных животных, который могли пасть в продолжение столь долгого пути; что притом, золото было у него в готовности, для выкупа военнопленных, потому что многие в Римской земле просили его о выкупе родственников. «Зверь лукавый! сказал тогда Аттила, ты не скроешься от суда своими выдумками, и не найдешь достаточного предлога для избежания наказания, ибо находящееся у тебя золото превышает количество нужное тебе на расходы, на покупку лошадей и прочего скота, и на выкуп военнопленных; да я и запретил выкупать кого либо, еще в то время, как ты с Максимином приезжал ко мне». Сказав это, Аттила велел поразить мечем сына Вигилы (который тогда, в первый раз, последовал за отцом своим в варварскую землю), если он тотчас не объявит: за что и кому везет те деньги. При виде сына, обреченного на смерть, Вигила, проливая слезы и рыдая, умолял Аттилу обратить на него меч и пощадить юношу, ни в чем не провинившегося. Он объявил без отлагательства то, что было замышляемо им, Эдеконом, евнухом и царем, и между тем не переставал просить Аттилу убить его самого, и отпустить сына. Аттила, зная из признания Эдеконова, что Вигила ни в чем не лгал, велел его сковать, и грозил, что не освободит его, пока он не пошлет сына назад, для привезения ему еще пятидесяти литр золота на выкуп себя. Вигила был скован, а сын его возвратился в Римскую землю. Затем Аттила послал в Константинополь Ореста и Ислу» (Приск).

В другом фрагменте труда нашего панийца (в котором Аттила не предстает таким уж непреклонно и неумолимо кровожадным) содержится продолжение этой авантюрной истории:

«После того, как Вигила был изобличен в злоумышлении против Аттилы, тот отнял у него сто литр посланного евнухом Хрисафием золота, и отправил немедленно в Константинополь Ореста и Ислу. Оресту было приказано повесить себе на шею мошну, в которую Вигила положил золото для передачи Эдекону; в таком виде предстать пред царя (императора Феодосия Младшего – В.А.), показать мошну ему и евнуху (Хрисафию – В.А.), в спросить их: узнают ли они ее? Исле велено было сказать царю изустно, что василевс Восточной Римской империи Феодосий рожден от благородного родителя, что и он сам, Аттила, хорошего происхождения, и наследовав отцу своему Мундиуху (Мундзуху – В.А.), сохранил благородство во всей чистоте; а Феодосий напротив того, лишившись благородства, поработился Аттиле тем, что обязался платить ему дань. Итак он не хорошо делает, тайными кознями, подобно дурному рабу, посягая на того, кто лучше его, кого судьба сделала его господином. Притом Исла должен был объявить, что Аттила не перестанет винить Феодосия в этих проступках против него, пока евнух Хрисафий не будет к нему выслан для наказания. Аттила будет считать покушение на его жизнь искупленным лишь в случае выдачи ему евнуха Хрисафия для заслуженного наказания» (Приск).

С этим посланием два приближенных гуннского царя прибыли в Константинополь.

Запутавшиеся в хитросплетениях собственных интриг «ромеи» были так ловко одурачены гуннским варварами, что невольно возникают сомнения в правильности хрестоматийных представлений о превосходстве «изощренной и искусной» восточно-римской дипломатии над дипломатиями других стран и народов. Аттила имел все основания быть довольным достигнутым успехом. Он получил нового заложника, конфискованную законным образом кругленькую сумму в сотню фунтов золота, поскольку перепуганный Хрисафий по собственной инициативе удвоил оговоренный размер компенсации, а, кроме того – еще 50 фунтов золота за выкуп Вигилы. Золота набралось действительно много. Даже для Аттилы, столь маниакально жадного до этого «презренного металла». Однако инцидент был для него также порухой чести и тяжелым личным оскорблением, фактически – нарушением перемирия. Так что Новому Риму предстояло приложить еще немало усилий для того, чтобы полностью удовлетворить немилостивого гуннского царя.