Гунны — страх и ужас всей Вселенной

О дошедшем до наших дней «лагере Аттилы» (когда-то пятиугольной, а ныне – почти эллипсоидной формы) общей плошадью более 21 га и длиной около 2 км, можно сказать следующее. Это земляное укрепление, указанное «Бичу Божьему» епископом Лупом, вероятнее всего, было построено не римлянами – мастерами строительного дела, особенно прославившимися возведением военных лагерей. Еще в 406 г. близ него происходили сражения римских войск с германцами, все активнее проникавшими в Галлию (германцы, возможно, и были создателями укрепления). Некоторые историки, впрочем, считают строителями лагеря, в его сохранившемся виде, гуннов (перестроивших, по их мнению, прежнее римское укрепление в соответствии с собственными потребностями). Естественно, у гуннов было время сделать это во время наступления на Аврелиан, а не во время спешного отступления оттуда. Хотя, с другой стороны, лагерь мог быть перестроен и превращен в отсечную позицию пленными, под надзором оставленных Аттилой в тылу раненых или специально отряженных гуннов, пока главные силы «Бича Божьего» шли на Аврелиан и осаждали город на Лигере. Во всяком случае, официально сооружение было названо французской «Дирекцией по туризму» достаточно осторожно: Enceinte prehistorique dite camp d’ Attila, т.е. «Доисторическое огороженное пространство (или «полоса укреплений» – В.А.), именуемое лагерем Аттилы». Чтобы никого не обидеть…

«Форма лагеря не позволяет приписать его галло-римлянам. Своеобразие сооружения свидетельствует о проведении немалых (земляных – В.А.) работ неопытными (в этом деле – В.А.) людьми; но, с другой стороны, выбор места, функциональность укрепления и наличие устройств для заполнения рвов водой, доказывают, что создатели лагеря были опытными в военном деле и разумными людьми» (А. Пулен).

На юге лагерь гуннов опирался на реку, снабжавшую водой как людской и конский состав, так и обозный тягловый скот. Его солидные размеры говорят о том, что лагерь был рассчитан на большую людскую массу, т.е., по сути дела, явно строился из расчета разместить в нем целое войско. «Доисторическое огороженное пространство» не могло быть задумано как укрытие для прячущегося от вражеского нашествия мирного населения. Его валы отличаются чрезмерной протяженностью для того, чтобы эти беглецы смогли его оборонять.

Плоское внутреннее пространство лагеря сегодня, естественно, используется для сельскохозяйственных нужд. Поэтому, в дополнение к древнему входу в лагерь в валу было впоследствии проделано еще четыре входа. Окружавшие огороженное пространство рвы были засыпаны лишь в XIX в., т.е. сравнительно недавно. На одном из полей, находящемся в государственной собственности, саперы из соседнего учебного лагеря французской армии выкопали более 300 монет. Все они были отчеканены до 451 г. Там не было найдено ни одной более поздней монеты. Если бы столь же систематические раскопки проводились на всей территории лагеря, можно было бы, вероятно, найти тысячи монет и иных артекфактов, награбленных воинами гуннской «Великой Армии» и растерянных ими в горячке последнего боя. До того, как в позапрошлом веке были закопаны рвы, выпускник парижской Политехнической школы Летурно успел в 1829–1833 г.г. исследовать и измерить их. А 30 годами позже археолог А. Летоден в нескольких местах произвел раскопки в образовавшемся после засыпки рвов слоем грунта. Было установлено следующее. Сначала гуннский обоз, а затем и отступившие в лагерь с поля битвы войска Аттилы оказались под защитой наполненных водой рвов глубиной от 7 до 10 м, над которыми возвышались валы высотой 5–10 м над уровнем земли. Это было столь мощное земляное укрепление, что становится понятным, почему гунны, как пишет Иордан, не могли быть уничтожены в этой битве. Даже после ночной сумятицы, предусмотренной дальновидным Аттилой и спасшей его. Ибо войско победителей пребывало едва ли не в большем хаосе, чем побежденные гунны. «Последний римлянин» Аэций, «оторванный от своих в ночной сумятице, бесцельно блуждал между врагами, трепеща, не случилось ли чего плохого с готами; наконец он пришел к союзным лагерям и провел остаток ночи под охраной щитов» (Иордан), а готский царевич Торисмунд (вроде бы, наконец, захвативший вершину холма) был ранен в голову, сбит с коня и едва не взят гуннами в плен. Наутро же сражение возобновилось:

«На следующий день на рассвете [римляне] увидели, что поля загромождены трупами и что гунны не осмеливаются показаться; тогда они решили, что победа на их стороне, зная, что Аттила станет избегать войны лишь в том случае, если действительно будет уязвлен тяжелым поражением. Однако он не делал ничего такого, что соответствовало бы повержению в прах и униженности: наоборот, он бряцал оружием, трубил в трубы, угрожал набегом; он был подобен льву, прижатому охотничьими копьями к пещере и мечущемуся у входа в нее: уже не смея подняться на задние лапы, он все-таки не перестает ужасать окрестности своим ревом» («Гетика»).