Ограниченный кругом дядьев и племянников, достаточно бесконфликтный переход власти от первого ставшего читателю известным из нашей книги гуннского царя Баламбера-Баламира, через Басиха и Курсиха, под чьим руководством гуннские полчища вторглись на Ближний Восток (согласно труду В.П. Никонорова «Военное дело европейских гуннов в свете данных греко-латинской письменной традиции»), к Улдину. От Улдина – к мало известным царям Донату (довольно странное для гуннского кочевника типично римское и, вероятно, христианское – вдобавок! – имя) и Харатону. Последующий возврат власти представителям прямой линии, сыновьям Улдина – Октару и Ругиле… Все это наглядно демонстрирует нам, что традиции гуннской аристократии уже прочно устоялись. И что ее главный, центральный, правящий клан – «царский род» – снова передавал власть от поколения к поколению. Посторонние, «аутсайдеры» не имели никаких шансов дорваться до власти. Всякий узурпатор, будь он хоть семи пядей во лбу, разбил бы этот лоб о сплоченную фалангу правящего рода. Ибо всяким претензиям «со стороны» братья и сыновья Улдина противостояли безоговорочно, единым фронтом. Хотя в своих «семейных» отношениях не боялись запятнать себя братоубийством (а порой – даже отцеубийством). Гуннская аристократия включала не только мужей-воителей, хотя так может показаться, читая о состоящей, судя по источникам, лишь из военных походов и грабежей разгульной жизни, которую вели гунны (по крайней мере, в европейский период своей истории). Фрагмент из не сохранившегося в полном объеме труда Приска Панийского сообщает нам о захвате гуннами во Фракии шута римского военачальника готского (или аланского) происхождения Флавия Ардавура Аспара. Этот шут, карлик-маврусий (маврусиец, мавр) по имени Зеркон, обрел нового хозяина в лице Бледы. Влида (в отличие от своего брата Аттилы) настолько полюбил Зеркона, что дал ему в жены знатную (!) девушку из гуннского благородного (!) семейства. И не просто знатную девушку, а бывшую придворную (!) царицы гуннов (т.е. главной жены Бледы), удаленную от двора из-за незначительной провинности. Для знатной девушки это было, вероятно, наказанием, а для придворного шута Зеркона – несомненно, знаком царского к нему благоволения. Но в данном случае интересно кое-что другое. У гуннской царицы был собственный двор, с придворными дамами!
Описание гуннских порядков, сохранившиеся в отчетах римских послов к варварским царям, уже не соответствует представлениям о безмятежно пасущих свои стада и табуны, скромных и неприхотливых азиатских гуннах. Но как нам следует оценивать уровень развития гуннского общества времен Аттилы? В какой мере о гуннах Аттилы можно говорить как о «варварах»? И если да, то на какой «ступени варварства» они стояли? Достигли ли они уже уровня других народов, которых греко-римляне тогда с традиционным пренебрежением именовали «варварами», или даже превзошли их?
Со времен поздней Римской империи и, пожалуй, до 60-х гг. прошлого, ХХ века, все, кого ни возьми (ведь у гуннов своих историков, вроде бы, не было, как, вроде бы, не было и письменности – хотя Л.Н. Гумилев и утверждает обратное, ссылаясь на Иакинфа Бичурина, а тот – на некие китайские источники) в голос давали на этот вопрос ответ сугубо отрицательный. Европейцы (особенно западные) вообще, как известно, с греко-римских времен привыкли смотреть на кочевников свысока, с презрением. Хотя это презрение всегда было смешано со страхом, вызванным тяжелыми воспоминаниями о периодически захлестывавших гордую, самодовольную Европу волнах нашествий кочевников с Востока – сарматов, аланов, тех же гуннов, оногуров, кутригуров, акатиров-акациров, аваров, арабов, мадьяр, куманов, печенегов, турок-сельджуков, татаро-монголов, турок-османов. «Азиатские орды» традиционно считались у европейских историков чисто деструктивной, исключительно разрушительной силой, не имеющей и не признающей никаких ценностей и не способной создать собственной упорядоченной жизни, Порядка, а несущей миру только Хаос. Кстати говоря, от аналогичного высокомерия западноевропейских историков страдали и славяне. Им отказывали в способности создавать собственные государства и даже основывать собственные города. А там, где невозможно было не признать существование славянской государственности, ее создание приписывалось исключительно правящему слою германского происхождения. Восстали, скажем, в конце первой четверти VII в. п. Р.Х. приальпийские и моравские виниды (славяне) против аварского ига, тяготевшего над ними больше полувека, создав с целью объединения сил в борьбе против общего врага в Центральной Европе первую в истории славянскую державу. А западные историки тут же указывают, что создателем этой державы был доблестный Само – франк, т.е. германец (как гласит «Хроника Фредегара»).