Гурджиев и Успенский

В мае 1956 года он отправился с женой в Лиму, где проводил занятия по “движениям”, а оттуда на самолете полетел в Кузко, городок, расположенный на высоте 4 тысячи метров над поверхностью океана. Выбитый из колеи непривычной выстой, Родни Коллин в болезненном состоянии вместе с калекой мальчиком-проводником взбирался к огромной статуе Иисуса и на колокольню городского собора, где жил этот мальчик. Сострадание к хромому мальчику, охватившее Коллина, вылилось, по воспоминаниям его жены, в острое желание пожертвовать своим телом и неким чудесным образом отдать его калеке. С этой колокольни, где он навещал калеку, устремив взгляд на статую Христа и раскинув руки в позе распятия, 3 мая 1956 года Родни Коллин совершил свой последний прыжок. Был это несчастный случай, сердечный приступ или самоубийство – установить невозможно. Он был похоронен в Кузко. На его могильном камне была сделана надпись: “Здесь Родни Коллин отдал свою жизнь во имя гармонии”.

Рене Домаль родился в 1907 году и в 1927 году уже принадлежал к поколению уставших от жизни и скучающих молодых литераторов, приехавших в Париж из провинции. У себя в городе он с шестнадцати лет занимался отчаянными экспериментами с наркотиками и алкоголем, чтобы хоть на мгновение заглянуть за занавес феноменального театра. Прорыв по ту сторону реальности – для него это была единственная неизбитая традиция, патриархами которой были его герои Эдгар По, Рембо, Бодлер, Лотреамон. Ее идеологию сформулировал самый близкий из них – Артур Рембо, написавший: “Я хочу быть поэтом и насилую себя для того, чтобы стать ясновидцем… У меня одна цель: достичь неведомого путем расстройства всех моих чувств”. Рене Домаль и его друзья сюрреалисты Роже-Жильбер Лекомт, Роже Вайян и Роберт Мейра иронически называли себя “братьями-простаками”, бравировали черным юмором и увлекались оккультизмом.

Приехав в Париж, они нашли единомышленников и начали издавать журнал под названием “Большая игра”. Предварительным названием журнала было “La Voie” (“Пустота”). “Мы верим во все чудесное, – писали они в своем манифесте. – Наша позиция: человек должен достичь состояния абсолютной восприимчивости и – чистоты, чтобы достичь этой восприимчивости. Для этого он должен создать в себе пустоту. Отсюда наше идальное желание каждый момент ставить все под сомнение… Мы ничего не принимаем, потому что мы ничего не понимаем”. Авторы манифеста искали “моментов вечности”, питающих дух. “Именно в такие моменты, – писали они, – мы вбираем в себя все, мы заглатываем Бога, чтобы быть достаточно прозрачными для того, чтобы исчезнуть”.

В 1930 году журнал “Большая игра” уже трещал по швам, а сюрреалисты разделились на увлеченных политическими идеями и мистиков. Домаль жил в бедности, переезжал с квартиры на квартиру, болел. По его словам, он был близок к сумасшествию и смерти. В этот период он встретил Александра де Зальцмана. Саркастический ум де Зальцмана увлек Рене Домаля, к тому же обнаружилось, что, в отличие от Домаля, ничего не принимающего, потому что ничего не понимающего, де Зальцман был человеком, который знал. В 1932 году произошел раскол между двумя группами сюрреалистов – “политиками” и “мистиками” – и журнал “Большая игра” перестал существовать. В этот период Рене Домаль со своей будущей женой Верой Милановой проводил вечера у де Зальцманов, получая от Александра свое первое посвящение в идеи “работы”. В 1932 году Рене Домаль побывал в Нью-Йорке, написав роман “Грандиозная пьянка”, где в аллегорической форме противопоставлены искусственный рай людей, живущих в мире иллюзий, и мир людей, стремящихся к пробуждению во главе с учителем Татахабо, произносящим слова: “Есть путь”.

В 1933 году Александр де Зальцман скончался от туберкулеза так и не дождавшись Гурджиева, отказавшегося навестить его перед смертью. “На том свете я узнаю, кто он – учитель или демон”, сказал о Гурджиеве умирающий де Зальцман. Однако муж и жена Домали были в это время заняты изучением “движений” у мадам де Зальцман и не захотели извлечь урок из смерти их первого наставника в “четвертом пути”. Позже они съездили к мадам де Зальцман в Женеву и каждый вечер ездили к ней на “движения” в Севр, где было создано подобие шато Приера. Там также дом стоял посреди запущенного парка, также нужно было выполнять домашнюю работу, а вечерами присутствовать на чтениях глав из “Рассказов Вельзевула”, переведенных теперь на французский язык. После нескольких лет работы с мадам де Зальцман их начали приглашать в знаменитую квартиру Гурджиева на рю де Колонел Ренар, где проходили застолья с тостами в честь всех разрядов “идиотов”.