Гурджиев и Успенский

Альтернатива, сформулированная русской религиозной философией, – Богочеловек против зверочеловека, или против биологического человека, “который возводит насыщение плоти в высшую и безусловную заповедь”[272], – выражена в противопоставлении ординарной и идеальной модели у Успенского.

Успенский разделял соловьевскую трактовку современного человека как “неполного существа”, перед которым стоит задача “постепенного одухотворения”… Однако Успенский искал свои собственные пути решения этой задачи. Он сформулировал ее как внутреннюю задачу, стоящую перед каждым человеком, требующую конкретных усилий, и решал ее не умозрительно, а практически, видя в ней конкретную задачу формирования нового типа человеческого существа с новым типом сознания как способ движения в сторону сверхчеловека.

Более созвучные ему подходы к решению этого вопроса Успенский находит у канадского врача-психиатра Р. М. Бекка в его разработках идей о новом феномене сознания – космическом сознании. Бекк трактовал человеческую эволюцию в свете развития космического сознания. Он считал, что только новое космическое сознание человека поднимает его на более высокий уровень.

Особенно убедительной для Успенского звучала идея Бекка о трех уровнях сознания, проявляющихся у живых существ: воспринимающем сознании низших животных, концептуальном сознании человека и самом высоком – уровне самосознания. Эти различные уровни сознания определялись, главным образом, по методу аналогии, близкому тому, которым пользовался Хинтон и который был успешно адаптирован Успенским в его книге “Четвертое измерение”.

Бекк писал о новом типе восприятия (в частности, об обогащении палитры чувств современного человека), возникающем спорадически у немногих индивидуумов как феномен нового сознания и затем постепенно распространяющемся среди цивилизованных народов. Исходя из аналогии с низшими типами сознания и из наблюдений над нарождающимся новым типом восприятия Бекк делает вывод о существовании четвертого состояния сознания, или космического сознания, дающего человеку возможность осознать свое единство с Богом и освободиться от страха смерти и зла. Бекк определял космическое сознание “не просто как расширение сознания и самосознания, которое нам всем знакомо, но как проявление совершенно новой функции, настолько же отличной от того, чем обладает средний человек, насколько самосознание человека отлично от любой из функций, которой обладают высшие животные”[273].

Сам Бекк разъяснял понятие космического сознания следующим образом: “Главной характеристикой космического сознания является сознание космоса, то есть жизни и порядка Вселенной… Вместе с сознанием космоса приходит интеллектуальное просветление или вдохновение, которое уже само по себе переносит существо на новый план бытия – делает из него существо почти нового типа. К этому присоединяется чувство моральной экзальтации, неописуемое чувство подъема, радости и восторга и усиление морального чувства, которое само по себе настолько же поражающе и настолько же важно… как и усиление интеллектуальной силы. Вместе с этим приходит то, что может быть названо чувством бессмертия – сознание вечной жизни; не уверенность в том, что она будет, а сознание того, что она уже есть”[274].

Таким образом, Бекк выделял четыре аспекта космического сознания: сознание космоса, интеллектуальное просветление, или вдохновение, чувство моральной экзальтации и чувство бессмертия. В характеристике нового сознания он выделяет определенные черты экстатичности и экзальтированности, свойственной ему.

Увлеченный идеями “Космического сознания” Бекка, Успенский широко цитирует его в Tertium organum, хотя и не соглашается с идеями механической эволюции, определяющей его, в частности, с утверждением, что “путь от самосознания к космическому сознанию, рассматриваемый с интеллектуальной точки зрения, кажется строго параллельным пути от простых форм сознания у высших животных к самосознанию человека”[275]. Критикуя подобные экстраполяции, аналогичные хинтоновским, в отношении четвертого измерения – прием, известный как ложная аналогия, – Успенский делал справедливое замечание, что нельзя пользоваться методом аналогии одинаково во всех случаях, так как явления более сложного порядка не могут быть выведены из аналогии с более примитивными явлениями.