Гурджиев и Успенский

Концепция непрерывного духовного восхождения человека, стоящая за идеей сверхчеловека у Успенского, опиралась на теософские модели. Согласно этому в высшей степени разработанному учению, “человечество стремится развиваться и овладевать физическими… астральными, ментальными, буддийскими… и нирваническими планами мироздания”[286]. Теософия, необычайно расширяя угрюмую модель позитивистского знания, тем не менее задавала свои параметры для развития человека, утверждая предопределенность эволюции человеческой расы в целом. При этом она оставляла за отдельными индивидуумами возможность убыстрять свое развитие: “личность может пойти этой дорогой быстрее при помощи йоги”[287].

Идея учителя, посредника, аватара, сходящего на землю ради спасения мира, помощи или восстановления божественного закона – все эти теософские идеи определили построение его модели сверхчеловека.

Не соглашаясь с фатализмом теософских воззрений на эволюцию человечества, Успенский настаивал на том, что единственной дорогой современного человека к сверхчеловеку является эволюция сознания. Он утверждал, что “природа никоим образом сверхчеловека не гарантирует”[288]. Успенский утверждал, что “эволюция человечества может быть только сознательной”, и “ничем иным как эволюцией немногих”[289], что “сверхчеловека нельзя рассматривать… как продукт общего закона эволюции”[290]. Идея “эволюции масс” была для него столь же “фантастичной и алогичной, как, например, идея абсолютно одинакового развития всех клеток дерева”[291].

Джеймс Уэбб писал в своей книге “Гармонический круг” по поводу различий во взглядах теософов и Успенского на сверхчеловека: “Они довольствовались, главным образом, взглядом на эволюцию человеческого высшего сознания как на тысячелетний процесс. Успенский же не доверял теории эволюции, и его собственный опыт привел его к необходимости обратиться к Ницше”[292].

Успенский напряженно вдумывался в образ сверхчеловека. Он предположил, что “сверхчеловек должен иметь в себе что-то внезаконное, что-то, что ломает привычный ход вещей, что-то неожиданное, неподвластное никаким законам”[293]. И это представление о “внезаконности” сверхчеловека можно легко обнаружить в “Заратустре” Ницше.

Ницше, автор, наиболее часто цитируемый Успенским, был одним из главных инспираторов его концепции сверхчеловека. Ницше, выражавший свои идеи спонтанным афористичным стилем, был выразителем последовательного и глубокого мировоззрения. Противостоя уродливости материализма европейского общества конца XIX века, он отрицал все его святыни и устои – демократию, позитивистскую науку и ритуалистическое христианство. Положительной ценностью для Ницше был сверхчеловек, который через борьбу, жертву и страдание приносит в жизнь смысл и напоминает человечеству о тайне бытия. “Я хочу научить людей смыслу их бытия, который есть сверхчеловек, свет, выходящий из темного облака – человека”[294], – писал Ницше.

Успенский обратился к Ницше с целью отделить свое понимание сверхчеловека от понимания теософского. Возражая против теософских представлений о том, что целая раса принимает участие в эволюции, направленной к сверхчеловеку как продукту исторического развития, он писал: “Свет не может считаться продуктом эволюции темного облака”[295].

Успенский отмечал, что чувство “внезаконности” “сверхчеловека” побуждает людей смотреть на него как на аморальное существо, которому все дозволено, и создает негативную ауру вокруг этой идеи. Он был озабочен тем, чтобы защитить Ницше от всевозможных нападок, таких как обвинение в аморальности, жестокости, шовинизме. Защищая Ницше, Успенский писал: “Может быть, никто не вкладывал в философию человеческого существа и в идею сверхчеловека так много стремления к истинной морали и истинной любви, как Ницше”[296].

Беспощадность была другой отрицательной чертой, которая приписывалась Заратустре, – принцип, согласно которому он якобы обращался с людьми. Успенский показал, что эта беспощадность обращена против “ординарного” человека и всего того, что делает его мелким, пошлым, инертным и грубым, что превращает его в живой труп, который Заратустра несет на своей спине. Он отмечал, что искаженное понимание и неправильная интерпретация Ницше – это пример тенденциозного непонимания или умышленной интерпретации.