— Так уж сложилось. Кстати, Гаучо у нас теперь дорожный капитан. — Он вдруг посерьезнел и сказал: — Нас менты доконали, вчера опять заявились. Никак не угомонятся.
— Что вы им сказали? — спросила Катя.
— Под дурачков косили. Мол, по лесу гуляли с Монголом, охотились на белок и увидели, как какая-то тетка под землю мешки спускает.
— Виктор, почему ее имя нигде не упоминается? — вполголоса спросила Катя. — Если слова ребят невозможно проверить, то нам-то что скрывать? Мы ведь все рассказали.
Виктор долго молчал. По всему было видно, что ему очень не хотелось возвращаться к этой теме.
— Мне было что скрывать. Если бы стало известно, что я знал, кто такая Мила, у меня возникли бы серьезные проблемы. Но я хотел все сделать сам. Тогда это решение казалось мне единственно верным. А насчет того, почему о Миле никто не говорит… да потому, что это никому не надо. Она и Артур — несопоставимые фигуры. Пришлось бы доказывать ее связь с Малышевым, кто, зачем и почему. Куда проще сделать из нее жертву. Когда я был у ее брата и вытащил его из петли, мне удалось снять несколько отпечатков. Среди них были пальцы гражданки Крещенской, шестьдесят третьего года рождения. Она отсидела семь лет за убийство двоих парней. В двадцать два года ее изнасиловали, и она зарезала их. Это было после Афганистана. Она уже тогда знала Малышева-старшего. Евгений не знал о второй жизни сестры, но кое о чем догадывался. Я даже побывал в детском саду, где она работала поварихой. До последнего не верил, но все ниточки вели к Миле. Конечно, идея со слепотой была неплохая. Кто мог заподозрить несчастную женщину, которая лишилась зрения? Следы Крещенской обрываются в Иркутске. Вместо нее появляется новый человек — Шестакова. Бедная, слепнущая повариха с поддельным паспортом. Скорее всего, ей помог Сергей Малышев. Так или иначе, но власти решили не выносить сор из избы. По официальной версии, сообщник Милы — Олег Пылаев. Да-да, Катя. Правда, следствие никак не объясняет, по какой причине она потом сварила его в котле.
— Но ведь это мерзко. — Катя выглядела ошеломленной. — Что будут люди думать о матери Олега?
— Разве это кого-то волнует? Кстати, там нашли дневник. Судя по всему, его начали вести с восемьдесят третьего года. Он был разлинован, как таблица. Номер по порядку, когда и кто поступил, фамилия, имя, год рождения, в результате чего умер. Иногда они вклеивали фото. Там были и наши имена. Мое и твое, Катя. Правда, без фотографий. Мила не успела наклеить. Место было выбрано идеально. Наши власти просто забыли о том, что при военном пансионате строились защитные сооружения. Конечно, после разрушения там исчезли свет и водоснабжение, но Малышев и Мила нашли выход. Они провели кабель к железнодорожному полотну. Это одноколейка, по ней только товарные поезда ходят, поэтому какой-либо станции и людей поблизости нет. Воду брали из подземной речки. Провели трубы, соорудили краны, поставили фильтры. У них работала система вентиляции. В этих лабиринтах было все, кроме солнца.
— А что с ребенком? — все же осмелилась спросить Катя, оторвавшись от окна. — С вашим мальчиком?
— Уже лучше, — суховато ответил Виктор. — Правда, предстоят серьезные операции. В общем, дел хватает.
Возникла неловкая пауза, которую нарушил Дантист:
— А вот и Гаучо.
«Барс» вошел в кафе вместе с рыжеволосой стройной девушкой в кожаных джинсах.
— Вы даже внешне похожи, — поздоровавшись с ними, заметил Виктор.
— Можешь Катюху заодно поздравить, — не удержался Дантист. — Она тоже скоро замуж собирается.
Гаучо улыбнулся и галантно поцеловал руку засмущавшейся девушки.
— Катя, когда родилась, ты плакала, а весь мир улыбался, — произнес байкер, и его глаза заблестели. — Постарайся прожить жизнь так, чтобы, умирая, ты улыбалась, а мир плакал.
— Браво! — Дантист хлопнул в ладоши.
Они немного пообщались, но Гаучо постоянно дергали другие байкеры. Он наспех попрощался и отошел к друзьям.
Виктор, Катя и Дантист вышли из кафе.
— Надеюсь, мы когда-нибудь увидимся? — спросила Катя.
— Все может быть. — Дантист пожал плечами. — Главное, не сбиваться с курса. Дорог много, путь один. Вот только некоторые находят его с рождения, а другие всю жизнь наматывают круги.
— Пока, — сказал Виктор. — Желаю счастья, Катя. Дантист, удачи тебе на дорогах. Будь аккуратней.
— Я все равно не умру на диване, — сказал байкер и поцеловал Катю в щеку. — Ладно, мы двинулись. Нужно еще к ребятам на кладбище заехать.
Дантист поднял руку, и байкеры стали усаживаться на мотоциклы.
— А ведь если бы не он с друзьями, мы погибли бы, — неожиданно вырвалось у Кати. — Она убила бы нас.
Лицо Виктора ничуть не изменилось.
Он словно ждал этих слов и сказал:
— Верно. Я вспоминаю об этом каждый раз, когда просыпаюсь.
Боков вел машину, плотно сжав губы. Он не был искренен, когда говорил о сыне. Никаких улучшений! Если осторожно разрезать алмазом кривое зеркало, а затем склеить его, то оно не станет нормальным.