Гурман

— Гаучо, я неспроста остановил свой выбор на тебе, — тихо сказал Дантист. — У тебя нюх лучше, чем у ищейки. С тобой у нас появится реальный шанс.

— Знаешь, что самое забавное в этой ситуации? Точно такая же мысль пришла мне сегодня в голову, — сказал Гаучо. — Я сам хотел тебе предложить найти урода.

— Ты согласен? — спросил Дантист.

Гаучо улыбнулся краем рта.

— Неужели ты думал, что тебя оставят в одиночестве?

— Не думал, но всякое бывает. Настоящее одиночество, это когда твой труп из морга забрать некому.

— Обещаю, что я не оставлю его для практикующихся студентов, — с серьезным выражением произнес Монгол, и байкеры расхохотались.

— Я тоже не верю, что резню устроил тот ботаник, — заявил Гаучо. — С чего бы у него крышу снесло? Да и слабо ему.

— Нам нужно на время стать цивильными, — сказал Дантист, поймал удивленный взгляд Монгола и закончил: — С мотоциклов придется слезть. Не хрен мозолить глаза. Мы и так у всех на виду. Телега у меня есть, так что без колес не останемся.

— Ну же, детка, приходи в себя.

Катя открыла глаза. Сильно пахло табаком и потом. Откуда-то доносилась музыка.

Наконец ее взгляд сфокусировался на чьем-то ухмыляющемся лице.

— Ну вот, глазки открылись. Уже хорошо, — с удовлетворением отметил мужской голос.

Девушка вздрогнула — она узнала этого человека.

Дядя Паша, блин!

Катя подвигала конечностями, с нарастающим страхом понимая, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Она была крепко связана. Когда первый шок прошел, его затмило жгучее чувство стыда. Девушка оказалась совершенно обнаженной.

— Вы сошли с ума. Немедленно развяжите меня!

Павел лишь улыбнулся.

— Развяжи меня, урод! — взвизгнула Катя и дрыгнула связанными ногами, но уголовник с легкостью уклонился от удара.

— Ты можешь кричать сколько влезет. Я включил внизу радио на всю катушку. Тебе нравится шансон, детка?

— Сволочь, — процедила Катя, набрала в легкие воздух и закричала: — Помогите!

Павел все с той же улыбкой нанес ей короткий, но сильный удар в солнечное сплетение. Крик перешел в захлебывающийся кашель. Катя выпучила глаза и начала задыхаться.

Мужчина резко, словно куклу, встряхнул ее.

— Очнись, дура. Будешь орать — только глотку сорвешь и пить захочешь. А я еще подумаю, давать тебе водички или нет.

Катя покорно легла на смятую постель, но как только Павел чуть отвернулся, резко бросилась на него и вцепилась зубами в правую ладонь, на тыльной стороне которой синела выцветшая татуировка.

— Тварь такая! — взревел Павел, вскакивая на ноги.

Зубы Кати содрали кожу на его руке, и он с размаху влепил ей пощечину. Ее голова безвольно мотнулась, но Павел не успокоился и дважды ударил девушку в печень.

Это оказалось особенно больно. Катя хватала ртом воздух, ее глаза стали мокрыми от слез. Во имя всего святого, за что?!

Павел облизнул кровоточащую ладонь и покачал головой.

— Чуть палец не отхватила, звереныш. Еще раз пасть откроешь, я тебе зубы все выбью. Усекла? — Он закопошился в своей потертой джинсовой куртке, выудил из внутреннего кармана наручники. — Гляди, чего у меня есть, племянница, — пропыхтел он, сковывая руки девушки. — Хотя какая ты мне племянница. Так, кошка помойная.

Катя едва сдерживала рыдания. Боже, что он собирается с ней делать? Неужели все это ради дома, в котором она живет?

Между тем Павел обвил цепочку наручников веревкой, которую крепко привязал к изголовью кровати. После этого садист подвинул кресло и с наслаждением опустился в него.

— Успокоилась? — Он промокнул ранку на ладони несвежим платком.

Катя с ненавистью смотрела на своего мучителя.

— Не будь такой злопамятной. Я ведь предлагал тебе решить вопрос по-хорошему, а ты начала коготки показывать, — проговорил Павел. — Нехорошо.

Взгляд мужчины остановился на судорожно вздымавшейся груди девушки, и его глаза плотоядно блеснули. Катя заметила это, и теперь ей стало по-настоящему страшно. Мысли о том, что может сотворить с ней, совершенно беспомощной, этот мерзко пахнущий уголовник, приводили ее в животный ужас. Даже страх перед Олегом куда-то мгновенно улетучился. Теперь весь окружающий мир был сосредоточен в этом похотливом уроде. Она до боли закусила губу. Он не должен видеть страх в ее глазах.

— Ты соображаешь, что сделал? — как можно спокойнее произнесла Катя. — Ты сядешь в тюрьму. Снова. На этот раз надолго.

Павел засмеялся, обнажая испорченные зубы.

— Не тебе меня сажать, тем более определять сроки.

— Это будет очень скоро, поверь. Если у тебя осталось хоть немного ума, расстегни наручники и убирайся, — сказала Катя.

Глаза уголовника сверкнули. Он взвился пружиной, подскочил к Кате.

— Никогда мне не приказывай! — прошипел Павел, схватив девушку за нос.

Лицо его сделалось багровым от злости. Катя вскрикнула, звук получился гундосым.

— Двадцать лет слушаю ваши долбаные приказы. Поди туда, встань сюда, подай то, принеси это, — продолжал шипеть мужчина.

Видя, что Катя затихла, он разжал пальцы, удовлетворенно хмыкнул и потянулся к наполовину опустошенной бутылке водки, которая стояла на столе.