Гуров не церемонится

– А кто же еще? – воскликнула она. – И ведь все у Коленьки со Светочкой хорошо было, так они дружили, так любили друг друга! Да я о лучшей жене для него, а невестки для нас с отцом и не мечтала! А тут вдруг приходит Коленька мрачнее тучи. Я к нему и так, и сяк, а он молчит. Но выпытала я у него, в конце концов, что случилось. Оказывается, сказал кто-то ему, что видел, как Света с Тимуром о чем-то тайком шушукались. Он к ней, конечно, с вопросом: о чем это таком тайном они беседовали, а она ему в ответ нагрубила. Тогда он у Тимура спросил, а тот ему в лицо рассмеялся и сказал, что Света ему в любви признавалась, потому что Коленьку, этого слабака никчемного, только из жалости и терпит. Вот после такого мне сыночек и заявил, что знать он больше Свету не хочет, и все ее фотографии порвал. А еще строго-настрого запретил мне давать ей его адрес – ему же в армию было прямо на днях уходить. Ну, проводили мы его, а Света, между прочим, за адресом ко мне и не пришла. А потом смотрю я, а она тяжелая. Ну, думаю, вот она тайна и открылась, почему Коленька о ней ничего знать не желает, видно, от Тимура-то она и нагуляла. А самого-то его вскорости в драке убили – он с детства хулиган был страшный, а потом и вовсе бандитом заделался. Короче, я к родителям Светы – ни ногой, да и они нас стороной стали обходить, а ведь раньше-то дружили, почти родней друг друга считали. Позже услышала я, что родила Света сына, да и забыта об этом – чужим человеком она нам стала. И Коленьке мы решили ничего не писать, а то вдруг сделает над собой что-нибудь. А потом встретила я ее, когда она с малышом на руках по улице шла, ему уже полгодика было. Да ведь столкнулись так, что не разойтись, прямо лицо в лицо. Я как сыночка ее увидела, так сердце зашлось – Коленькина копия, и глазки такие же. Как я ее тогда не убила, до сих пор не пойму! Орала я на нее! Что же ты, дуреха, говорю, натворила? А она сначала губы поджала, а потом не выдержала, видать, и мне в ответ: это мой сын, и только мой! И дальше пошла. Прибежала я домой, все мужу рассказала, и пошли мы к ее родителям. Тут-то вся правда про Тимурову подлость наружу и выплыла. Отец наш бушевал, кричал, что башку Тимуру отвернет. А какая башка, если тот в земле уже? Написали мы обо всем Коленьке, а в ответ ни словечка! И вообще больше от него ни одного письма не получили.

– А он и это не получил, потому что я, уж простите, но так надо было, все ваши письма к нему перечитал, – объяснил Лев Иванович. – Насколько мне известно, он не только вам, но и всем, кому только можно было, писал, чтобы узнать, что с вами случилось, потому что волновался за вас очень. А вот незадолго до демобилизации он получил письмо от какой-то Ф.М. Джулаевой…

– Фатима Максудовна, учительница его первая, – пояснила Наталья Николаевна.

– А в нем говорилось, что вся ваша семья погибла во время погрома, – закончил Гуров.

– Ох ты господи! – простонала женщина. – Это, значит, Коленька все эти годы с такой тяжестью на душе жил! Потому-то и не искал нас, что погибшими считал. Да ведь только это уже не мы были. А ведь что произошло-то? У нас там уже очень неспокойно стало, погромы, что ни ночь, происходили. Вот русские уезжать и начали. Хотя… – вздохнула она. – Какое там уезжать? Бежать, куда глаза глядят! Вот и мы понимали, что надо нам оттуда сниматься, да я все противилась, все тянула. Ну, сами рассудите! От Коленьки – ни строчки. Как он? Что он? Чего он? Неизвестно. Так куда он из армии поедет? Да только домой. А нас там нет! Ну и где нам потом друг друга искать? Но уж когда до нашей улицы добрались, поняла я, что тянуть больше нельзя. И не за себя испугалась, а за Надюшку – девчонок ведь насиловали изуверски, перед тем как убить, да за Степушку, что в пеленках лежал. Вот и сказала я отцу, что собираться нам надо. А мы с ним оба на железной дороге работали, потому-то нам и уехать было легче – помогли нам. А вот родители Светы ни за что уезжать не хотели. Уж как мы их уговаривали! Говорили, что и с отъездом поможем, да и на новом месте всем кагалом легче устраиваться будет – все не чужие вокруг. Так ведь нет! Ну никак не верили они, что такое с ними случиться может. Хорошо, хоть Светланку с нами отпустили.

Тут из коридора раздались торопливые шаги, и громкий мужской голос почти крикнул:

– Где Колька?

– Дед, это не дядя Коля, это его знакомый приехал и фотку привез! – объяснил мальчишка.

– Тьфу ты, черт! – в сердцах сказал мужчина. – Ну что ты за орясина такая? Перепутал все на свете, а я уж думал! Ну, знакомый – это тоже хорошо! – уже немного успокоившись, сказал он. – Жив, значит, Колька!

– Отец пришел, – сообщила Гурову Наталья Николаевна, словно он и сам это не понял. – Его Степаном Алексеевичем зовут. Вот уж обрадуется! Он хоть и скрывает ото всех, а сильно переживает, что сын наш никак не найдется. Мы уж давно в передачу «Жди меня» написали, так ведь народу-то туда сколько пишет! Когда еще до нас очередь дойдет?

В комнату ввалился, именно ввалился, пожилой, но еще очень крепкий мужчина и с ходу уставился на Гурова.