Гусар бессмертия

А чуть в стороне, поближе к уже захваченной Курганной батарее, застыл со своими пушками Бегичев. Ядра давно кончились, но каждая из двух пушек еще имела по шесть картечных зарядов, и Павел выглядывал достойную цель, к которой можно подскочить поближе и выпустить последние выстрелы…

Ничего этого Орлов не знал и знать не мог. Расстояния делали связь медленной, а военная судьба каждому сулила свое.

– Ляксандр Ляксандрович, что пишут? – полюбопытствовал Аполинарий.

– Васятку убили, – вздохнул Александр.

– Как?! – Верный денщик давно считал семью барина своей.

– Написано – положил живот свой за Царя и Отечество под Островно. – Будто Аполинарий настолько знал географию!

– А старому барину какой удар! – Не дожидаясь приказа, денщик вытащил бутылку и стакан.

– Себе тоже налей. – Орлов дождался, когда чарки наполнятся, и встал. – Помянем раба Божия Василия. И дай нам Бог такую же осмысленную смерть. Чтобы не в постели, а на поле брани за родную землю.

Эх, Васятка!

Лопухин объявился в полку спустя месяц после злополучного письма. Он был еще бледен, однако упорно пытался казаться молодцом.

– Как ты, князь? – Орлов обнял его радостно, но осторожно.

– Рад, что вернулся, – полной грудью вздохнул Лопухин и посмотрел на новенький, недавно сшитый доломан ротмистра. – Поздравляю!

На шее у Александра висел новенький орден Святой Анны.

– И тебя. – Орлов сообщал радостно, как сообщают новости приятным сердцу людям. – За Кобрин – поручиком, за Городечно – Золотой саблей.

Глаза Лопухина блеснули. Он еще не успел до конца усвоить радостную новость, а Орлов уже взахлеб сообщал:

– Наградили воистину по-царски! Тормасова – Георгием второй степени. Графу нашему дали шпагу с алмазами и генерал-лейтенанта. Ефимович получил Владимира третьей степени. Мадатов – полковника и алмазы к Анне. Я – Анну второй степени и Золотую саблю. Мезенцев – Владимира.

Лопухину оставалось кивать, радуясь за сослуживцев.

– А Огейчук? – Имя простого гусара естественно, будто так и надо, прозвучало среди имен офицеров.

– Знак Военного ордена, – понимающе отозвался Орлов.

Как не испытывать определенных чувств к тому, кто сумел вывезти из схватки твое беспомощное тело?

– А больше всех отличился Буксгевден, – продолжал сообщать накопившиеся новости Орлов. – Мы тут с Ламбертом немного пошалили у неприятеля, так наш молодой граф со своим взводом умудрился захватить все три знамени австрийского полка Орнелли. Начальство в полном шоке. Полк этот здорово помог нашей пехоте под Аустерлицем. Неудобно как-то. Да и наверху решили, что австрийцев вновь можно сделать из врагов союзниками. Теперь собираются передать знамена обратно Шварценбергу с заверениями в самых дружественных чувствах. Словно ничего и не было.

Лопухин невольно присвистнул. Воистину, прихотливы пути политической логики! Враг в Москве, а тут тем временем решают, как переманить часть его армии на свою сторону, словно изгнание Наполеона не за горами и наступило время думать о будущем.

Или действительно наступило? Кто не думает о будущем, рискует его не дождаться.

Тесная избушка, где квартировал Орлов, меж тем стала наполняться офицерами. Прослышав про возвращение князя, его соратники спешили увидеть поручика своими глазами. Да и не только увидеть. Возвращение в полк – разве не повод для небольших дружеских посиделок?

– Дядюшка умер, – вдруг вымолвил Лопухин, когда они вдвоем выползли из прокуренной избы немного глотнуть свежего воздуха.

Ротмистр выжидающе посмотрел на Михаила:

– Он занимался делами Московского ополчения, был бодр и здоров, и вдруг… Иван, его камердинер, утверждает, будто дядю отравил наш повар Жаннен. Во всяком случае, почти сразу после смерти Жаннена застали за копанием в дядюшкиных бумагах.

– Так надо было допросить мерзавца! – Мысль об отравлении не укладывалась у Орлова в голове. Добро бы речь шла о Европе, где случается любая гадость, но в России!..

– Его захватили, но ночью Жаннен умудрился улизнуть. С тех пор его никто не видел.

Офицеры помолчали. Потом Орлов вскинул голову и посмотрел поручику в глаза:

– Признайся, Лопухин, ты – масон?

– Да. – Князь понуро опустил голову. Его командир ничем при встрече не помянул вырвавшееся признание о поручении старшего Лопухина, и вот теперь…

– Послушайся моего совета – бросай ты это дело. Нельзя, оставаясь честным человеком, служить Государю, как велит присяга, и втайне бороться против него. Хорошие дела втайне вообще не делаются. Какими бы целями ни прикрывались главари, подлинные всегда будут отличаться от них, как небо отличается от земли. А остальное – не более чем слова, чтобы привлечь к себе людей, запутать их и использовать, да так, чтобы те понятия не имели, зачем и что они делают.

– Я давал при приеме слово, – без всякой уверенности попытался возразить Лопухин.

– Ты давал присягу, – напомнил Орлов. – Слово ты давал людям наверняка по какому-то языческому обряду, а присягал перед Богом. Короче, решай. И пойдем к остальным. Неудобно как-то. Люди пришли тебя поздравить с возвращением, а ты убежал.