Гусариум (сборник)

Этого мне только недоставало – один, ночью, в незнакомой местности! До Риги – мало того что по меньшей мере шесть верст, так еще и по противоположному берегу. А главное – даже когда бы я оказался в Риге, всё равно не смог бы предупредить пехотинцев Розена и приставшего к ним, чтобы в ратном деле замолить грехи перед рижанами, фон Эссена, что отряд Бахтина попал в диковинную беду.

Бахтин, удержав канонира, пробрался ко мне и вместе со всеми уставился на губастую пасть водяной нечистой силы.

– А коли я не захочу на берег высаживаться? – спросил я.

– Сиди тогда посреди старицы до рассвета. А рассветет – я лодки носами к Двине разверну и хорошего пинка дам – так в устье и влетите.

Вспомнил я Васькины предостережения, вспомнил! Да только что теперь от них проку?

Но не было еще случая, чтобы черный гусар поднял белый флаг. Подводный житель благодаря серебряной ложке чувствовал ко мне расположение, и следовало продолжить нашу беседу, авось удастся что-либо выторговать.

– Будь по-твоему, – отвечал я. – Высаживай меня на берег!

– Становись! – приказал он, рожа отплыла в сторону, а под водой обозначились очертания преогромной ладони. Я понял, что прочее тело довольно велико, чтобы и впрямь дать пинка канонерской лодке. Вот только смутило меня, что ручища, мне предложенная, была гораздо больше той зеленой лапы, что швыряла весло. Надо полагать, нечисть тут водилась разного размера.

– Ну, братцы, не поминайте лихом! – крикнул я, перенес ногу через борт и ступил на подставленную ладонь.

– Бушуев, перестань дурачиться! – самым что ни на есть капитанским голосом приказал Бахтин.

Но он был надо мной не властен.

Знакомо ли вам ощущение, которое охватывает гусара в сладостный миг атаки, когда сабли наголо и марш-марш? Как раз оно меня и посетило.

Ладонь подводного жителя была тверда и ровна, как паркетный пол в танцевальной зале. Я для надежности оперся о карабин и поплыл над водой так, как, сказывают, плывет, не шевеля ногами, в воздухе привидение. Если только привидение додумается при этом подкручивать пальцем усы.

– Бушуев, коли что – дай знак! – донесся голос Никольского. Я небрежно обернулся. Никольский махал рукой, указывая на фальконет, что стоял на носу второй бахтинской лодки. Мысль его была понятна – канониры сейчас нацелят фальконет на несущее меня чудище, и малейшее мое движение будет ими истолковано как сигнал опасности, мне грозящей. Я помотал головой. Проклятый французский матерьялизм проник и во флот – ну, скажите, милостивые государи, что значит свинцовое ядро величиной с крупное яблоко для нечистой силы? А мои моряки были уверены, что дурацким своим ядром могут разнести подводного жителя в пух и прах!

Несущая меня ладонь уткнулась в берег, и я понял – надо сходить.

– Благодарю тебя, кто бы ты ни был, – сказал я чудищу, остававшемуся всё это время под водой. – Я человек сухопутный и неохотно пускаюсь в плавание. Мне было очень неприятно знать, что я невольно вторгся во владения твои. Однако можешь ли ты ответить на один вопрос?

– Могу, – булькнуло из воды.

Я собрался с духом. Всё мое мужество потребовалось для следующих слов:

– Тогда выйди, покажись, иначе получается уж больно неучтиво – я беседую с тобой, не видя тебя. А быть неучтивым – для черного гусара хуже смерти.

– Гусар? – переспросил подводный житель.

– Черные гусары – славнейшая и прекраснейшая часть армии российской! – с пылом отвечал я. – Гусары передвигаются исключительно по суше и не претендуют ни на чьи реки и озера. То, что я оказался на канонерской лодке, – итог нелепого спора, в который я ввязался из-за присущего всем гусарам азарта. И я безмерно счастлив ощущать под ногами твердую землю.

Если бы собеседник мой заглянул в тот миг в мою душу – быть бы мне изруганным, коли не утопленным. Никакого счастья в том, чтобы оказаться ночью, в полной темноте, в незнакомой местности, да еще и пешим, без коня, нет и быть не может.

– А когда выйду – не испугаешься?

– Черные гусары никогда не пугаются! – гордо ответствовал я. И оперся на саблю, всем видом явив воплощенную отвагу.

Из воды выставилась голова. К счастью, я не мог разобрать ее черты, потому что фонарь остался на «Бешеном корыте», а оно стояло в доброй полусотне саженей от меня. Я бы сравнил то, что вылезло мне навстречу, с перевернутым вверх дном полковым котлом для каши.

– Довольно ли с тебя? – спросил подводный житель.

– Коли воздух земной для тебя не тяжек – выходи весь, – предложил я.

Тут вода вокруг перевернутого котла заколыхалась и вспыхнула мириадами серебряных блестков. Белесый ореол окружил страшную голову, толстые уста ее улыбались, что было отрадно, однако при этом обнажались острые зубы, в мой перст длиной, коими пасть, сдается, была утыкана в несколько рядов. В целом явившаяся мне рожа сильно бы смахивала на блестящую от мокрой слизи рыбью голову с сомиными усами, кабы не нашлепка сверху, то ли волосяная, то ли из водорослей. Из нашлепки торчали вперед рога наподобие козьих.

– Не боязно ли? – осведомилась страшная рожа.