К началу митинга Анохин опоздал. Он стоял теперь в задних рядах, и отсюда было особенно хорошо видно, как реагируют рабочие на слова оратора. Безучастных не было, все слушали с большим интересом. Вначале это насторожило Петра. Казалось, оратору удалось завоевать не только внимание, но и сочувствие толпы. Удивляло и спокойствие петрозаводских большевиков, которые тесной кучкой стояли у верстака и молча слушали явно провокационные выпады Шишкина. Что это — уверенность в своих силах или растерянность перед напором красноречия меньшевистского говоруна? Петр издали всматривался в лица товарищей, но ничего на них прочесть не мог. Григорьев, стоявший с листком в руке ближе других к оратору, выжидающе поглядывал то на рабочих, то на Шишкина. Председатель губисполкома Парфенов (его Петр как–то сразу угадал по интеллигентному виду) тихо переговаривался с молодым солдатом в шинели и папахе, веселое, слегка самоуверенное лицо которого показалось Анохину знакомым, где–то уже виденным.
— Солдат у трибуны — кто это? — шепотом спросил Петр у стоявшего впереди него рабочего.
— А кто его знает! Вроде представитель из Петрограда, — ответил тот, не без подозрительности оглядев самого Анохина.
«Алексеев!» — подумал Петр, вспомнив слова Григорьева, что в губернии находится представитель ВЦИКа.
Ободренный вниманием Шишкин разошелся вовсю. С жалобно–доверительного тона, каким он начал свою речь, он перешел на обличающий, размахивал рукой и указывал пальцем на стоявших внизу большевиков.
— Вы взяли власть! Нет, вы не получили ее из рук народа, а сами узурпировали ее! И как всякие узурпаторы вы немедленно обратили ее против воли, против интересов народа! Неужели ради этого тысячи и тысячи революционеров в борьбе с самодержавием шли на смерть на каторгу, в ссылку! Имейте мужество вот перед ними, перед пролетариатом, именем которого вы клянетесь, признать, что с властью в стране вы не справились, что вы запутались… Только этим можно объяснить позорный факт разгона Учредительного собрания… Я заканчиваю, товарищи! По поручению комитета партии, представителем которой я по вашей воле был избран в Учредительной собрание, я вношу следующий проект резолюции: «Рабочие Александровского завода с гневом протестуют против позорного, акта разгона большевиками Учредительного собрания и вновь ясно и решительно подтверждают, что власть в стране должна принадлежать правительству, избранному путем самого широкого и свободного волеизъявления народа».
Под аплодисменты и ободряющие выкрики своих сторонников Шишкин провозгласил:
— Да здравствует истинно пролетарская революция! Да здравствует социализм!
— У вас все? — Григорьев уже стоял на верстаке рядом с Шишкиным.
— Все. Прошу, товарищи, голосовать!
— Э–э! Голосовать, стало быть, потом будем… Что же это вы? Столько о демократии говорили, о свободе и равенстве, а сами, стало быть, хотите место председателя на нашем митинге узурпировать. Нет уж, мы вас терпеливо слушали, теперь товарищи рабочие, стало быть, пусть нас послушают. Слово имеет председатель губисполкома товарищ Парфенов!
Пока Парфенов взбирался на верстак, в цехе стояла напряженная тишина. На заводе новый председатель губисполкома выступал в первый раз, говорили, что он и вообще не большой любитель ораторствовать, и все поэтому ждали его речи с любопытством. Учитель гимназии, зять бывшего горного начальника генерала Яхонтова — и вдруг большевик! Тут было чему удивляться.
Вот Парфенов снял шапку, сощурился.