Гусарские страсти

По правую сторону от «железки» — бескрайняя пустыня. По левую, в сероватом тумане, — высокие горы, далекие заснеженные вершины. Значит, нам туда дорога, значит нам туда дорога… Не на вершины, допустим, а лишь в ближайшее предгорье.

Батальон ожидал крытый тентом «Урал», в него и загрузили имущество, а курсанты трусцой повзводно двинулись по пересеченной местности. «Уралу» предстояло сделать большой крюк по разбитой грунтовой дороге, а бойцам — совершить тренировочный марш-бросок по прямой. Кто быстрее? Человек или автомобиль?

Быстрее все-таки оказался «Урал». Часть роты в тумане заплутала и прибыла в полевой лагерь вместо полудня только к обеду. Офицеры смущенно посмеивались друг над другом, над собственным неумением ориентироваться на местности, а те взвода, что пришли первыми, радостно поглотили завтрак и обед. Некоторым не досталось ни того, ни другого: нечего блуждать вокруг да около! Давно пора лейтенантам и сержантам выучить кратчайший путь.

Комбат распределил старших от управления батальона в подчиненные роты. Восьмой роте достался зампотех Антонюк. Все мечтали заполучить замполита Рахимова, но и Антонюк не самый худший вариант. Больше всех не повезло девятой роте. С ними разместился начальник штаба Давыденко. Зампотех батальона был тоже не подарок. Антонюка меньше всего интересовали дисциплина и учебный процесс, а был он жуткий халявщик и проглот! Все знали: пьет, как верблюд, впрок, а ест, как слон, — не прокормить. Но, по сравнению с Мироном, золото, а не человек.

Приступить к размещению по «конурам»! Да, иначе этакое жилье и не назвать. То, где предстояло жить командирам, — не единая казарма, а несколько слепленных друг к другу каптерок-кубриков. Размер каждого кубрика три метра на три, а двери в них почему-то напрочь отсутствовали (скорее всего, местные аборигены их систематически воровали). Над дверным проемом зияла дыра, в которую вывели колено от трубы, и присоединили к чугунной буржуйке, затем развели огонь, двумя плащ-палатками временно завесили проход. Живите, командиры и радуйтесь. Солдаты — в просторные лагерные палатки.

Из офицерских комнатушек вымели мусор, оставленный предшественниками-пехотинцами, прибили пыль водой, закидали в печурку-буржуйку дров, растопили. Заволокли внутрь привезенные с собой панцирные койки, установив их в два яруса, застелили постелями, еле-еле втиснули между ними старый обшарпанный стол. В результате обустройства не осталось ни сантиметра свободного пространства. У входа, у очага, посадили бойца кочегарить и на этом закончили наводить уют. Истинно походный быт.

Никита облюбовал себе койку на втором ярусе, там по ночам должно быть гораздо теплее, чем внизу. Шмер лег на нижнюю. Еще две койки первого яруса заняли Неслышащих и зампотех. Шурка Пелько долго пререкался со Шмером за место на нижней койке — для него задрать ногу выше полуметра огромная проблема, грыжа мешает. Мишка тряс ушами и доказывал, что у него боязнь высоты. В результате переспорил.

День и вечер прошли в бытовой суете. Наконец, вечерняя проверка — и отбой. Бойцы, уморившись, быстро уснули и только истопники-дневальные подтапливали печи.

Дневальный Кулешов раскалил буржуйку в «конуре» докрасна и вскоре был выставлен в палатку с указанием вернуться через три часа. Успешное начало занятий предстояло обмыть, а лишние глаза и уши товарищам офицерам ни к чему.

Неслышащих уселся было за столом что-то писать в ротном журнале боевой подготовки.

— Слышь, Неслышащих! — окликнул его взводный с не менее говорящей фамилией Чекушкин. Мы собрались пить или походные дневники вести? Садись у печки и пиши сколько душе угодно. Куприн, ты, наш! Заодно дровец подбросишь. Верно говорю, товарищ майор?

Зампотех, майор Антонюк воспрянул. Хоть о чем-то его спросили за день! Обратили на него внимание!

— Да-да! Капитан, давай отложи эту писанину на завтра. Надо поужинать, как следует! «Гранатовый браслет» завтра допишешь…

— Или «Поединок», — хихикнул Шмер.

— Хорошо-хорошо. Я не буду мешать, — засуетился Витька Неслышащих. — Сейчас-сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте.

Да кто ж на тебя внимание-то обращает, Безропотных ты наш! Чекушкин отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил поллитровку, несколько банок сухпайка, хлеб, кружки.